— А ты сегодня по-другому говоришь, — заметила Мария, поглядывая на наручные часики.

Глаза Марфуши неожиданно наполнились слезами.

— Ой, случилось что? Я что-то не то сказала? — забеспокоилась Маша.

Горничная сердито смахнула слезинки с ресниц:

— Все вы сказали верно. Просто я… не пойму теперь, чья я, откуда. Я ведь из этих мест, семья у меня в Банниках. Мамка с сестрами обижаются, что я от земли родной оторвалась, говорю не по-здешнему, старых богов забыла… А я не забыла, — девушка быстро сотворила у сердца Ладов знак, — я и в Петербурге в храм ходила, подносила то воску, то пряжи… и нитей цветных… А что говорю не так… хозяин мой долго меня от Помежского говору отучал. Читать заставлял, писать грамотно, счет учить, о политике и делах государственных рассуждать. Так что мне теперь, переучиваться? Батенька велит после Рунницы на потехи ходить, жениха искать. Так я ж не против, только… — Марфуша тяжко вздохнула.

А Маша кивнула, понимающе. После христианского Покрова дня и Огненной Рунницы, праздника богини Лакшаны, в селах затевались потехи – девичьи посиделки, на которых сводили знакомства холостые парни и девушки на выданье. Кому повезло найти пару по сердцу, а также благословению божьему (на то имелись многочисленные проверочные обряды) и родительскому, играли свадьбу уже зимой. Или ждали год, чтобы проверить чувства.

И тут ли Марфуше искать жениха? Образование действительно губит слабый пол, как любят повторять некоторые патриархально настроенные ученые умы, сплошь мужские, в основном – тем, что увидев и узнав больше, женщина начинает искать себе равного. Нет ничего плохого, чтобы жить и работать на земле, но впишется ли Марфуша в простой деревенский уклад?

— Будь собой, — доверительно посоветовала Маша, положив ладонь на руку горничной. — Какова есть, такой и будь. Все равно ум и душу уже не переломать, только хуже будет. На семью не сердись, соглашайся, но свою правду помни. Родные… они не навсегда рядом будут. Боги подскажут, что делать. И решение придет. Может, даже скоро уже.

— И то верно! — Марфуша приободренно закивала. — Прям сейчас по храмам пройдусь! По всем семи! Кто-то да словечко за меня на небесах и замолвит. Если я вам пока не нужна …

— Не нужна, ступай.

Марфуша собрала снеди в корзинку, переплела косу и ушла. Маша села за письмо маменьке. В нем она подробнейшим образом описала ситуацию и отдала окончательное решение на волю родительницы. Как Ольга Матвеевна скажет, тому и быть. Ведь это ее, нежеланную невестку, смертельно обидели свекор со свекровью – ей и решать.

А Маша и сейчас готова вернуться в Великий. Да, вспоминать Приречье она будет, возможно, с тоской, как лучшие дни своей жизни, но переживет и смирится.

Мария в подробностях описала Приречье, местное общество и уклад, с каким успела познакомиться.

« … а Поперечье здесь обильное, важное-преважное… и мудрое. Помнишь, как в Березовке было? Народ жил в гармонии с лесными тварями и от того весьма преуспевал. И тут так. Местные чтут Поперечье, но и воли над собой не дают. И признаюсь, маменька, для меня пребывание в «Осинках» – великая отрада. Представь, здесь в реке живут водяные-братья, еще нерасселенные. О таком мне только папенька рассказывал, а вскорости я сама, своими глазами, их увижу…»

Маша закончила письмо, поглядела на часы и вскочила. Она ведь на встречу опаздывает! Неудобно-то как! Она схватила торбочку с угощением для лесных обитателей и тетрадкой и побежала в сторону рощи на границе земель Осининых и Левецких.

… Игнат уже ждал Машу в роще. В этот раз одет он был щегольски: в сатиновую рубаху поверх брюк, пиджак внакидку, картуз и сапоги с лаковыми голенищами.