И он не ошибся. Очень многие из тех, кто пересекался с нашим Семеном Юрьевичем по прошлой его работе, бывшие его студенты, сами ставшие руководителями и сотрудниками фармакологических компаний, оценив поступок своего коллеги и учителя, именно на его адрес направили целый поток лекарств, бинтов, жгутов и всего прочего, что так необходимо солдату на войне. В те дни это было особенно важно. Всякий раз, встречая очередную машину с гуманитарной помощью, они вместе с врачами распределяли лекарства по госпиталям, местам оказания первой помощи раненым и по индивидуальным солдатским аптечкам.

Обо всем этом мы узнали только потом, в третье воскресенье Великого поста. В день, когда рядом с алтарем напротив царских врат на центральном аналое для поклонения полагается Распятие Христово, в храм снова вошел наш Семен. И, как всегда, стараясь быть незамеченным, прошел и занял свое обычное место на клиросе. Немного похудел, но все тот же, только вот взгляд его стал другим.

Как раз накануне в субботу я крестил малыша. Родители ребенка попросили меня совершить крещение, привязываясь к конкретной дате, чтобы мог приехать крестный. А добираться человеку пришлось издалека. Крещу младенчика, а сам невольно наблюдаю за его крестным отцом. Человек как человек, от всех остальных ничем не отличается, только глаза у него какие-то необычные, взгляд их тяжелый, пронзительный. Все гадал, почему у этого парня такой взгляд? По окончании таинства мама ребенка подошла ко мне и, поблагодарив, тихонько шепнула:

– Ждали мы его, знали, приедет на побывку. Хорошо получилось, племянницу на руках подержал, и, чувствую, отпустило человека.

Вот и у Семена взгляд поменялся. Только не на такой, как у того солдата, пронзительный, а скорее он стал задумчивей обычного и уходящий в себя.

Еще в первый его приезд в отпуск я спросил Семена:

– Что на войне самое страшное?

– Не знаю, наверное, на войне у каждого собственное понятие о страхе.

– Тогда если говорить конкретно о тебе? Сейчас много пишут об артиллерийских налетах. К вам ведь тоже наверняка долетает.

– Бывает, что и долетает, но, слава Богу, нечасто. Мы стоим в нескольких десятках километров от передовой. К нам везут раненых с мест боевых действий, а наша задача – оказать экстренную помощь, в том числе и хирургическую. Проводим сортировку пострадавших по тяжести ранения. Тем, кто полегче, делаем квалифицированные перевязки и отправляем дальше, уже по госпиталям.

Привозят раненых, и начинается наша битва. Я хоть и фармацевт, и моя задача обеспечивать подразделения бригады медицинскими препаратами, но приходится и ассистировать при операциях, и перевязывать. Так вот самое страшное для меня на этой войне – это смерть тех, кого успели довезти, кого спасали, но так и не спасли.

Порой еще совсем молодой человек умирает у тебя на руках. Ты закрываешь ему глаза, а у самого внутри болит так, как будто это не его, а тебя накрыло осколками. Зато если удалось спасти солдату жизнь и ты имеешь к этому реальное отношение, то это такой кайф, не сравнимый ни с чем.

На Крестопоклонное воскресенье он пришел на литургию, лишь успев заскочить домой. Сбросив на пороге вещмешок, обнял детей и побежал в храм. Я подозвал его к чаше и предложил вместе со всеми принять Святые Дары. Он ответил:

– Но я же не готовился к причастию.

– Семен, ты не готовился. Зато тебя подготовили. Причащайся.

Пройдет еще полгода, он вновь приедет в отпуск на те же две недели и будет смотреть на нас все теми же глазами, но только очень уставшего человека. Я вел машину, Семен сидел рядом.