А она по пути целует мою шею, поглаживает щеку, а пальчики правой руки ("которую беречь нужно" - проносится в моей голове) перебирают волосы у меня на груди... Свой путь я заканчиваю практически бегом... 

    - Ася, - шепчу, укладывая ее на сиреневое вязаное покрывало, распахивая халат и забывая, что хотел сказать дальше. 

    - Саша, - отвечает шепотом она. 

   И быстро сбрасывая одежду, я буквально впитываю взглядом каждый изгиб, каждую впадинку потрясающего по красоте женского тела, с еще не сошедшими синяками. А потом  целую каждый из них, и те, что на бедрах тоже... И она ощутимо дрожит. И как-то вдруг, четко и ясно я понимаю, что все эти следы на ней, ну разве что кроме сломанной руки, они больше на насилие похожи, чем на удар машиной. Какая машина, если на внутренней стороне бедер тоже... Сука! 

    - Убью того, кто это сделал, - и появись он сейчас передо мной, я бы растерзал его голыми руками. 

    - Машина, - произносит она. 

  И я киваю, успокаивая себя мыслью о том, что сейчас ей лучше не помнить правды. И мне лучше, чтобы она ее не помнила... 

17. 17. Ася.

      В его глазах перемешались жалость и страсть. И он смотрит на мое худосочное, некрасивое тело так, будто ничего совершеннее в жизни не видел! И я бы задумалась над этим несоответствием, если бы не это напряжение внизу живота, если бы мои руки не тянулись сами, без моего на то разрешения к его телу, если бы могла о чем-то думать, кроме как о том, что хочу его чувствовать кожа к коже, рядом, близко, во мне... Я хочу рассматривать его, распростертого передо мной, трогать, гладить, целовать... 

    А еще я хочу сказать, что никого убивать не нужно. Что мне сейчас хорошо, и я не хочу вспоминать... сейчас ни о чем не хочу вспоминать! Но говорю другое:

    - Ты красивый. Не я. Ты - особенный, - и зачем-то добавляю, не понимая к чему и откуда взялось это желание. - Не отдавай меня никому... 

    И тянусь к нему, чтобы прижать к себе, чтобы притянуть к своим губам, но он отстраняет мою руку, осторожно укладывает вдоль тела. И целует каждую ссадину, каждый синяк, спускаясь вниз, трогает языком буро-синие пятна на моих бедрах. И во мне нет ни капли смущения, когда Саша широко раскидывает мои ноги и трогает там, между ними сначала пальцами, а потом, ровно в тот момент, когда я на секунду закрываю от удовольствия глаза, языком... 

     Он кружит там, раздвинув влажные складочки, лишь иногда проводя самым кончиком по бусинке клитора. Мои бедра дрожат. Мои руки дрожат. Во рту откуда-то появляется привкус крови, и я с трудом понимаю, что это из прокушенной губы, которую я сама, своими зубами... чтобы не кричать! 

    И разжав зубы, кажется, все-таки кричу, разбиваясь на осколки от сумасшедшего оргазма. А мгновение спустя, на секунду только успев обрадоваться приятной тяжести его тела, меня пронзает сильнейшая боль. Она словно на части разрывает изнутри. И Саша замирает во мне. И боль прекращается, медленно утихает, оставив отголоски. 

    - Блядь...- вовсе не ласково, а скорее раздосадованно и обидно для меня шепчет он. - Как? Как так? Ты девственница? 

    Смысла отвечать я не вижу. Но с интересом рассматриваю его лицо над моим - напряженное, с бьющейся на виске жилкой, сошедшиеся к переносице брови - злится, что я не сказала? И мне вдруг становится смешно. И сквозь смех я выдыхаю:

      - Неожиданно правда? Сама в шоке... 

    Но он не смеется мне в ответ. Наоборот, хмурится сильнее и вдруг, глядя прямо в мои глаза, толкается в мое тело, глубоко и сильно, при этом глухо стонет и тут же резко подается назад.