Но Ася... Она другая. Я чувствую это. Я это вижу. И дело даже не в ее потрясающей красоте. Не только в ней. Она из тех, кто идя по улице в своем самом страшененьком платье, без косметики и прически, будет притягивать к себе взгляды всех - и мужиков, и женщин, и бабок-пенсионерок даже. Она из тех, кому будешь, сворачивая шею, смотреть вслед... 

    Она же чистую правду говорит! Её просто тянет ко мне! Физически тянет. Это очевидно. И взаимно. И когда на мой вопрос о том, чего она хочет, Ася обиженно и со слезами на глазах отвечает:

    - Тебя... 

    Я знаю, что так оно и есть. Что этот факт, возможно, не радует ее саму, но он таков, а значит, скрыть его и соврать эта девушка, искренняя и честная, просто не может. 

    Что там, Сашенька, ты когда-то проповедовал? Женские слёзы это смешно, это - средство достижения четко продуманных планов? Зачем же тогда, не позволив Асе отстраниться, уйти, ты ручищами своими, кажется, впервые в жизни, так нежно обхватываешь женское личико? Зачем целуешь ее мокрые ресницы? Зачем при этом дрожат твои пальцы? И почему соленый привкус ее слез кажется сладким... 

     И ещё... Почему умные слова, произнесенные хриплым шепотом, делают больно тебе самому:

    - Ты вполне можешь оказаться чьей-то женой. И будешь раскаиваться в измене, когда всё вспомнишь. И ты не знаешь меня совсем. 

     А мерзавец в моей голове так же шепотом, только возмущенным, твердит: "Заткнись, идиот! Посмотри, как она подходит тебе - словно для твоих рук создана, словно вылеплена по твоим размерам! Чувствуешь, как сердце твое молотом стучит о грудную клетку от поцелуев только? Было у тебя такое когда-нибудь? И не будет с другими..."

     - Тогда отпусти меня, - говорит Ася неуверенно и отводит глаза. 

     И отчего-то именно в этот момент в моей голове происходит короткое замыкание и, прежде чем снова припасть к ее губам, я твердо произношу:

    - Не могу. 

      "Сволочь, бабник проклятый"- в первые секунды пытаюсь урезонить, остановить себя. А мое второе "Я" радостно отвечает: "Забудь и наслаждайся! "

    И я наслаждаюсь. Целую, оглаживаю гибкую спинку, трогаю шею с завитками выбившихся из прически волос. И она отвечает, прикрыв глаза и доверчиво прислонившись ко мне. И ее язычок в моем рту, ее вкус особенный, еще малознакомый, но уже распробованный, уже успевший понравиться, запомниться, сводит с ума. 

    Высокий барный стул обладает только одним недостатком - отсутствием спинки. Но зато ее бедра находятся ровно на уровне моего паха. И прижать ее, медленно сползшими в район упругой попки ладонями к давно уже ставшему каменным члену, это - удовольствие на грани с болью. 

     Я почему-то боюсь напугать. Поэтому долго кружу возле груди. Поэтому медленно тяну замок на халате. Поэтому отрываюсь от губ и сползаю по шее, трогаю языком мочку маленького ушка, пытаясь восстановить сбившееся дыхание и немного успокоить пульс. 

    И когда все-таки спускаюсь к оголившимся холмикам, когда всё-таки упираюсь взглядом в небольшие, но аккуратные, красивой формы грудки с торчащими розовыми сосочками, забываю напрочь о благих намерениях и действую, исходя исключительно из своих собственных желаний. 

     А хочется мне сейчас  - языком по этим вершинкам... А хочется мне втянуть в рот и пососать... А хочется мне сжать вторую ладонью, с удивлением понимая, как замечательно подходит она мне по размеру... 

    Словно сквозь вату я слышу Асино тяжелое дыхание. А когда она запрокидывает голову и громко стонет, притягивая мою голову за волосы еще ближе, я подхватываю ее на руки и несу в спальню... На хозяйскую кровать, скорее всего уже испробованную Пашкой и Эммой. И мне сейчас глубоко плевать на этот факт и я совершенно не думаю, что оскверню их супружеское ложе.