Голубое пламя газовой конфорки лижет дно чайника, создавая едва слышное шипение. Звук успокаивающий, почти медитативный. Хватаюсь за эту нить обыденности, как утопающий за соломинку.

Сажусь за кухонный стол, тот самый, где мы завтракали семьей каких-то два часа назад. Дерево под ладонями теплое, отполированное годами семейных трапез. Здесь Мирон читал утренние новости на планшете, водя пальцем по экрану с профессиональной сосредоточенностью. Здесь он делал вид, что между нами ничего не произошло, что вчерашняя сцена на даче была просто неприятным недоразумением.

Здесь же Макар болтал о своих детских планах, размахивая ложкой с остатками каши, не подозревая, что его маленький мир балансирует на самом краю пропасти. Его голосок звучал так беззаботно, наполняя кухню единственными искренними звуками в этом доме лжи.

Кладу голову на сложенные руки, закрываю глаза, но темнота за веками не приносит облегчения. Наоборот, в голове мгновенно разворачивается калейдоскоп вчерашних образов, каждый из которых причиняет острую физическую боль. Мирон над полуголой Лидой, его лицо, искаженное страстью, которую он когда-то дарил мне. Ее стоны, полные наслаждения, которое раньше принадлежало только нам. Наша супружеская постель, оскверненная предательством, место, где я когда-то чувствовала себя любимой и желанной.

Желудок мгновенно сжимается болезненным спазмом, словно невидимая рука сдавливает внутренности. Кислота поднимается к горлу, оставляя жгучий, металлический привкус во рту. Тошнота накатывает волнами, заставляя сжиматься в защитную позу.

Поднимаю голову, достаю телефон дрожащими пальцами. Экран освещает лицо холодным светом, прокручиваю список контактов медленно, надеясь найти хоть кого-то, кому можно довериться. Несколько коллег по работе, с которыми общаюсь исключительно в рабочие часы и строго по делам. Номер мамы в другом городе, но как можно рассказать пожилой женщине о семейной драме? В ее возрасте и при слабом сердце такие новости могут стать последними.

Дальше идут сухие, деловые контакты: врач, зубной врач, сантехник, слесарь, управляющая компания. Номера людей, которые решают бытовые проблемы, но не могут помочь с разбитым сердцем.

Никого. Абсолютно никого, кому можно излить душу, выплакаться, посоветоваться, получить хоть каплю человеческого тепла. Годы жизни с Мироном превратили меня в изолированную женщину, которая зависит только от мужа и ребенка. Я стала островом в океане, отрезанным от всех материков.

Каждый отмененный поход в кафе с коллегами, каждый пропущенный корпоратив, каждая несостоявшаяся дружеская встреча, все это были звенья цепи, которой он меня опутывал. Теперь, когда мне больше всего нужна поддержка, я остаюсь совершенно одна со своей болью и растерянностью.

Встаю из-за стола резким движением, стул скрипит по кафельному полу. Начинаю ходить по кухне, как загнанный зверь в клетке. Шаги глухо отдаются по кафелю, каждый звук словно удар молотка по наковальне. Каждый предмет в доме напоминает о совместной жизни с Мироном, о тех временах, когда я верила в нашу любовь.

Холодильник, увешанный детскими рисунками Макара, где смешные человечки с палочками вместо рук изображают нашу счастливую семью. Микроволновка, которую покупали вместе в прошлом году, споря о мощности и дизайне. Набор посуды цвета слоновой кости, подаренный на десятую годовщину свадьбы, когда я еще верила, что мы проживем вместе до золотой свадьбы.

Все это теперь кажется бутафорией к спектаклю, который длился пятнадцать лет. Красивые декорации, за которыми скрывалась пустота, ложь, предательство. Я была актрисой, которая не знала, что играет роль, думала, что живет настоящей жизнью.