Зачем тебе эти сплетни? – говорил он, когда я собиралась встретиться с коллегами после работы. – У нас дома полно дел, Макар требует внимания. Неужели чужие проблемы важнее семьи?

И я соглашалась, отменяла встречи, оставалась дома. Думала, что это правильно, что хорошая жена должна посвящать себя семье. Не понимала, что муж просто изолирует меня от внешнего мира, делает зависимой только от него.

Теперь, когда мне больше всего нужна поддержка, я остаюсь одна. Нет близких подруг, которым можно излить душу. Нет людей, с которыми можно посоветоваться, получить совет или просто поплакать в жилетку.

Елена продолжает изучать мое лицо своими темными глазами, и я чувствую, как под этим взглядом кожа начинает покрываться неприятными мурашками. Словно я под микроскопом, а она исследователь, изучающий интересный образец.

– Просто устала, – отвечаю уклончиво, стараясь отвести взгляд. Смотрю на входную дверь детского сада, где исчезли наши дети. – Много работы.

Фраза звучит дежурно, как заученная формула. Но другого ответа у меня нет. Я не готова делиться своими проблемами с женщиной, которую практически не знаю. Не готова превращать свою боль в пищу для чужого любопытства.

Руки сами собой сжимаются в кулаки в карманах пальто, ногти впиваются в ладони. Физическая боль отвлекает от эмоциональной, помогает сосредоточиться на разговоре.

– Понимаю, – кивает Елена с видом человека, который действительно понимает, хотя в ее голосе слышны нотки неудовлетворенности. Она рассчитывала на более откровенный разговор. – Кстати, а где ваша няня? Обычно она приводит Макара.

Вопрос падает как камень в стоячую воду. Я внутренне сжимаюсь еще сильнее, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Конечно, люди начнут замечать отсутствие Лиды, задавать вопросы. Слишком долго она была частью нашей жизни, слишком заметной фигурой.

Горло сжимается спазмом, во рту пересыхает. Хочется сказать правду: наша милая няня спала с моим мужем в нашей постели, а мой сын это видел. Но слова застревают где-то в груди, не могут пробиться наружу.

– Лида больше не работает у нас, – произношу наконец, стараясь говорить как можно нейтральнее. Каждое слово дается с трудом, словно я жую стекло. – Нашла другое место.

Объяснение звучит логично, но я чувствую, как Елена присматривается ко мне еще внимательнее. Женская интуиция подсказывает ей, что здесь что-то не так. Слишком напряженная поза, слишком осторожные формулировки.

– Жаль, – произносит она, и в голосе действительно слышно сожаление. – Такая милая девочка была. И Макар к ней привязался.

Милая девочка. Если бы она знала, насколько милая. Желудок снова сжимается болезненным узлом, кислота поднимается к горлу. Хочется согнуться пополам, обхватить живот руками, но нужно продолжать играть роль обычной мамы.

Вокруг нас по-прежнему толпятся родители, провожающие детей. Их голоса сливаются в общий гул, создавая звуковой фон для нашего разговора. Кто-то смеется, кто-то обсуждает рабочие планы, кто-то договаривается о детских праздниках.

Обычная жизнь обычных людей, которые не знают, что значит стоять на осколках разрушенного брака и делать вид, что все в порядке.

– Да, но что поделаешь, – пожимаю плечами, стараясь выглядеть философски. – Молодым нужно развиваться.

Елена кивает, но не отстает. Я чувствую, как она мысленно перебирает варианты продолжения разговора, ищет способ выудить больше информации.

– А новую искать будете? – спрашивает она, делая шаг ближе. Запах ее духов становится более насыщенным, почти удушающим. – Могу порекомендовать агентство, где мы брали нашу Светлану. Очень серьезные люди, все проверяют, документы, рекомендации.