Финансовое давление. Конечно, он бьет по самому болезненному, самому уязвимому месту. Годы, посвященные семье, действительно сделали меня зависимой от его заработков. Моя работа в небольшой дизайнерской студии скорее хобби, чем серьезный источник дохода.
Ноги становятся ватными, колени подгибаются.
– Найду другую работу, – отвечаю, стараясь звучать увереннее, чем чувствую себя. Но голос предательски дрожит, выдавая внутреннюю неуверенность.
– Кем? – в его голосе звучит нескрываемая издевка, которая режет хуже любого оскорбления. Брови поднимаются вверх в жесте показного удивления. – Секретаршей в какой-нибудь захудалой конторе? Продавщицей в магазине? На твою зарплату не хватит даже на аренду приличной однокомнатной квартиры в этом районе.
Каждое слово попадает в цель с точностью снайперского выстрела. Он знает все мои слабые места, все страхи и сомнения, копившиеся годами, и бьет по ним с хирургической безжалостностью.
Сердце сжимается от осознания собственной уязвимости. Действительно, что я умею, кроме ведения домашнего хозяйства и воспитания ребенка? Диплом дизайнера получен пятнадцать лет назад, технологии изменились, портфолио устарело.
– А Макар? – продолжает наступление, и голос становится почти отеческим, полным заботы о будущем сына. Но глаза остаются холодными, расчетливыми. – Ты действительно хочешь, чтобы он рос в нищете? Перешел из престижной частной школы в обычную районную? Забыл о дорогих спортивных секциях и элитных летних лагерях?
Будущее сына. Самый сильный, самый беспощадный аргумент в его арсенале. Он знает, что ради Макара я готова на любые жертвы.
18. Глава 18
Макар. Имя сына падает между нами как последний аргумент в споре, который никто не может выиграть. Воздух в комнате становится еще более плотным, пропитанным запахом моего страха и его самоуверенности. Мирон знает, что попал в цель. На его лице появляется то самое выражение, которое я видела сотни раз на деловых переговорах, удовлетворение охотника, загнавшего добычу в угол.
Стою и чувствую, как дрожат колени. Пальцы сжимаются и разжимаются, ищут опору, но находят только пустоту. В голове проносятся картины: Макар в новом саду, где его не знают, где он будет объяснять одногруппникам, почему родители развелись. Съемная квартира в спальном районе вместо собственного дома. Отказ от музыкальной школы, художественной студии, бассейна.
– Я подумаю, – выдыхаю наконец, и голос звучит как сдавленный стон.
Мирон кивает с видом человека, который знал исход переговоров еще до их начала. Руки расслабляются, поза становится менее агрессивной. Он уже чувствует победу, готов проявить великодушие к поверженному противнику.
– Умная девочка, – говорит он почти ласково, и эта покровительственная интонация режет хуже любого оскорбления. – Утром все обсудим на свежую голову. Найдем разумное решение.
Поворачивается к дивану, начинает расстилать одеяло. Движения четкие, деловые. Проблема решена, можно переходить к организационным вопросам. Даже в быту он остается эффективным менеджером, который умеет быстро адаптироваться к изменившимся условиям.
– Спокойной ночи, – бросает через плечо, не глядя на меня.
Иду к спальне медленно, каждый шаг дается с трудом. Ноги наливаются свинцом, спина болит от напряжения. В коридоре останавливаюсь у двери детской, прислушиваюсь. Тихое, ровное дыхание за дверью. Макар спит, и слава богу. Завтра утром он проснется в том же доме, с теми же родителями. Внешне ничего не изменится.
Но все изменилось. Навсегда.
Закрываю за собой дверь спальни, щелкаю замком. Впервые за многие годы брака заперлась от собственного мужа в собственной спальне. Руки дрожат, когда поворачиваю защелку. Металл холодный под пальцами.