Он вздрагивает от прямоты моих слов, но быстро берет себя в руки. Выпрямляется во весь рост, подбородок поднимается вверх. Видимо это такой способ показать, кто здесь главный.

– Ты упрощаешь ситуацию, – произносит он с той снисходительной интонацией, которой объясняет сложные вещи. – Между мужчиной и женщиной все значительно сложнее.

Снисходительность.

Он и сейчас пытается поставить меня на место, показать, что я не понимаю тонкостей взрослых отношений. Классический прием, взять инициативу в свои руки, заставить оправдываться меня.

– Объясни мне, простой женщине, – голос наполняется ледяным сарказмом. – Что сложного в том, что женатый мужчина спит с няней своего ребенка?

Мирон морщится от грубости. Он не привык к тому, чтобы я говорила такие слова. В его мире женщины должны быть деликатными, воспитанными, понимающими. Грубая правда режет ему слух.

– Не нужно так выражаться, – делает он замечание, и в голосе слышится привычная властность. – Мы можем обсудить это цивилизованно.

Цивилизованно. Он хочет превратить обсуждение его измены в деловую встречу. Расставить все по полочкам, найти компромисс, договориться о дальнейшем сотрудничестве. Только вот это не бизнес, это наша семья.

– Цивилизованно? – встаю с кресла, и ноги дрожат от переполняющих эмоций. – Знаешь, что цивилизованно? Не изменять жене. Не заниматься сексом с няней собственного ребенка. Не разрушать семью ради минутного удовольствия.

Каждое слово отдается болью в горле, голос срывается на высоких нотах. Все сдерживаемые эмоции рвутся наружу, и я не могу их контролировать. Руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони до боли.

Мирон делает шаг назад, словно от физического удара. Видимо, не ожидал такой реакции от тихой покорной жены. Но быстро восстанавливается, выпрямляет плечи, принимает более жесткую позу.

– Алеся, успокойся, – приказывает он тоном, которым останавливает истерики подчиненных. – Нервы никому не помогут.

Приказывает. Даже сейчас, когда я имею полное право на истерику, он пытается мной управлять. Контролировать мои эмоции, диктовать, как я должна себя вести.

7. Глава 7

– Не смей мне приказывать! – взрываюсь, и голос звенит в тишине гостиной. – Не смей указывать, как я должна реагировать на твое предательство!

В его глазах вспыхивает гнев. Мирон не привык к тому, чтобы ему возражали, особенно женщины. В его мире есть четкая иерархия, и жена должна знать свое место.

– Я не предавал, – рычит он, и голос становится жестким, холодным. – Я мужчина, у меня есть потребности, которые ты не удовлетворяешь.

Слова падают как пощечина. Значит, это моя вина. Я не смогла удовлетворить потребности мужа, и он пошел искать утешения на стороне. Классическое обвинение жертвы.

– Мои потребности тебя не интересовали, – шепчу, чувствуя, как внутри все сжимается от боли. – Пятнадцать лет я подстраивалась под твои желания, растворялась в семье, забывала о себе.

– Ты получала все, что хотела, – отмахивается он с той небрежностью, которую проявляет к незначительным проблемам. – Дом, машина, деньги на расходы. Чего еще нужно женщине?

Деньги. В его понимании, если он обеспечивает семью материально, то имеет право на любые вольности. Женщина должна быть благодарна за крышу над головой и не предъявлять лишних требований.

– Понимания, – отвечаю тихо, и каждое слово дается с трудом. – Уважения. Верности. Любви.

Мирон фыркает, словно я назвала что-то несерьезное.

– Любовь... – повторяет он с усмешкой. – Мы взрослые люди, Алеся. Любовь это для подростков.

Сердце разрывается на части. Значит, любви между нами не было? Все эти годы я жила в иллюзии, а он просто выполнял супружеские обязанности?