Что было ещё хуже — он так же прекрасно знал меня. Знал мою семью, моего отца, мою сестру и люто, нечеловечески ненавидел. Один из тех, к кому отец учил никогда не поворачиваться спиной. Тогда я уделяла урокам мало внимания, впереди ждала очень длинная жизнь, а я не собиралась заменять отца, пока он был в состоянии выполнять свои обязанности. Да он бы и не позволил, место в Совете досталось ему с трудом, а теперь требовалось хорошо укрепиться, прежде чем думать о наследниках. Не в последнюю очередь из-за таких людей, как человек за столом. Моя семья перешла ему дорогу, а он был не из тех, кто упустит случай отомстить.

Он показательно не задержал на мне взгляда, но даже той пары мгновений, в течение которой он смотрел на нас с ищейкой, оказалось достаточно, чтобы убедиться — он тоже меня узнал. В глазах у него на долю секунды вспыхнуло коварное пламя.

Нет, поняла я, быстро умереть мне не позволят. Скандал перед этим будет публичным, а наказание — максимально позорным. Мою смерть будут использовать против семьи всё то время, пока отец или его преемник сможет удерживаться в Совете.

Формально это не должно было иметь ко мне отношения, у меня больше не было семьи, а беспокоиться стоило исключительно о своей жизни, но тошнота всё равно подступила к горлу. С детства мне вбивали, что позор страшнее смерти. Я до сих пор прекрасно помнила лицо отца, гнавшего меня прочь от дома, и совершенно не хотела повторять этот опыт при свидетелях.

Конвоир тащил меня куда-то вниз по лестнице, которая казалась невероятно длинной. Я, конечно, знала, что здание Департамента располагалось на небольшом возвышении, но почему-то даже не предполагала, что под ним существовали скрытые этажи или подземелья. Болела рука. По сравнению с хваткой конвоира, у ищейки она была отвратительно нежной. Уверена, что после этих пальцев у меня останутся синяки. Твою ж монетку, что у них за мода таскать девушку как какую-то нетрезвую шпану, норовящую в любой момент упасть. Неужели даже наручников нормальных не осталось?

«В специальную», — приказал Помощник перед тем, как мы покинули кабинет, а я ломала голову над загадкой, что он такого имел в виду. Может, вышло бы хоть как-то подготовиться, только бы понять, к чему.

Перед внутренним взором так и стоял в расслабленной позе ищейка, проводивший меня довольным масленым взглядом. Надо же, какое удовольствие доставляет чужая гибель! Нет, не люди они. Бездушные твари, и только, даже хуже порождений. Те хотя бы защищают себе подобных, охотятся стаей, а этот… этот…

Перед моим носом возникла массивная, обитая железом дверь, взгляд на неё выдернул меня из мыслей. Конвоир несколько раз стукнул по ней крупным кольцом-печаткой. Звук вышел оглушающим и довольно противным, у меня зашевелились волосы на макушке. Человек, открывший нам дверь, воззрился на моего конвоира, потом молча кивнул, пропустил нас внутрь, а сам вышел, остался дожидаться снаружи. Мне виделось что-то жуткое в том, как хорошо они понимали друг друга без слов. И что же собирались делать здесь со мной, если не хотели допускать лишних свидетелей?

По спине прошла дрожь, но совсем не от холода.

К счастью, никакой ужасной темницы с пыточными приспособлениями за дверью не оказалось, хотя камеры, закрытые проржавевшими решётками, тут всё-таки были. Изолятор, перевалочный пункт, решила я. Не похоже, чтобы тут было удобно постоянно держать заключённых, скорее их вынуждали ждать здесь решения суда, чтобы потом отправить куда-то ещё.

В коридоре было удивительно тихо. В его конце стоял стол с единственным стулом, на который конвоир меня и опустил, а потом для убедительности снабдил очень угрожающим рыком: