Ощущение чужого присутствия усилилось, и я остановилась у следующего крыльца, наклонила голову, задумчиво разглядывая узорную вывеску печатника, и украдкой посмотрела через плечо. Человек в пяти домах позади меня поспешно завернул за угол. Правая половина лица и шеи у него была прикрыта или измазана чем-то чёрным, рассмотреть я не успела. И почему на улицах никого нет, когда это так нужно?

Я прождала ещё пару минут, решив, что опасность лучше встречать грудью, но человек так и не появился, вместо него из-за угла выплыла чёрная кошка, вальяжным шагом перешла дорогу и скрылась в открытом окне таверны.

Поразмыслив, я решила отказаться от привычных и слишком прямых маршрутов. До сих пор я не слышала, чтобы за кем-то следили из самого нижнего города, как тут вообще выбирать — за кем? Пришлые, как я, конечно, выделялись белоснежным цветом волос, но это не было преступлением, пока мы оставались там, где нам и положено. Обычно ищейки водились в верхнем городе, там, где нелегалов можно было ловить с поличным. Навести на меня тоже никто не мог, хотя бы потому, что я не откровенничала о своих занятиях. О том, что я работала в верхнем городе, знала разве что матушка, а болтать об этом было не в её интересах, пока наш общий ужин зависел от того, как удачно пройдёт мой день.

Немного успокоив себя, я нарочно прошла мимо главных ворот в верхний город, игриво помахала рукой суровым ребятам в военной форме, а по ответным взглядам поняла, что флирт — не мой конёк. Да никогда им и не был. Впрочем, опозорилась я зря, новеньких на посту не оказалось, а всех старых врагов я давно знала в лицо. У ворот была только привычная охрана. Что ж, ищейкам там и правда делать нечего. Как, собственно, и мне — в верхний город, принадлежащий гражданам, нас, низших, пропускали под присмотром и по специальным разрешениям, магическим печатям на запястьях. У меня такой не было.

К счастью, попасть в верхний город можно было и другими путями. Например, через Храм-на-реке. Служители Лаи не разделяли людей на высших и низших, потому одинаково хорошо относились ко всем. Набранные из обеих городских половин, они понимали общие проблемы и старались помочь, рискуя собой. У этого пути был лишь один недостаток: пропускали только дважды в день, в слепой час, когда по городу сменялись военные караулы. В другое время — если речь шла о жизни и смерти.

К Храму-на-реке я сегодня и направлялась.

Слепой час почти закончился, в Храме было пусто. Служитель хмуро посмотрел на меня, я быстро показала условный жест, стараясь делать вид, что смотрю исключительно на Лаю, огромное цветущее дерево в центре залы, ветви которого заменяли Храму-на-реке потолок.

Служитель прошёлся по кругу, остановился рядом со мной, протянул руку и пожал мою. Запястье обожгло ледяным прикосновением. На нём появилась печать. Долго она обычно не держалась, минут пять, может быть десять — достаточно для того, чтобы меня не поймали у Храма. Чтобы отвести подозрения от прохода.

Так же молчаливо служитель провёл меня через потайную дверь. Десять ступеней разделяли два похожих, но чуждых друг другу мира. Оказавшись на улице, я поёжилась от пробирающего мороза, благо что идти до мастерской было совсем недалеко. Притворяться гражданином, который не чувствует холода, — то ещё удовольствие. Никогда не привыкну. И ведь даже приодеться не получится, сразу внимание привлечёшь. Жителей верхнего города плащи защищали лишь от осадков.

Я чихнула, поймав кончиком носа снежинку, и испуганно осмотрелась, прижавшись к стене Храма. Сегодня придётся вести себя ещё осторожнее — лаевы граждане не простывают.