-Поверьте, сударь, никто, - я уже не знала, что еще сказать, - вы мне не поверите, я и сама понимаю, что это прозвучит как бред сумасшедшего, но я иногда вижу будущее и мне приснилось ваша поэма, ну, как я читаю ее в журнале. Сильное впечатление произвело на меня ваше произведение.

-Так вы спирит?

-Нет, что вы, я не верю в духов, это совсем другое, но это не главное...

-А что главное? - иронично спросил Лермонтов.

Ох, как мне хотелось сказать, что главное - это не ввязываться в дуэли и не погибнуть в 26 лет, а писать и создавать гениальные вещи.

-Главное, что ваши стихи, поэмы и романы будут жить в веках, вы гениальны, Михаил Юрьевич.

Он покраснел.

-Ну, это вы хватили, сударыня, есть и талантливее меня...

15. Глава 15

Меня охватила такая тоска, что хотелось завыть от беспомощности и безысходности. Ну, как так-то? Почему я не могу спасти этого юношу?

Я ничего не сделала, чтобы предотвратить идиотское восстание декабристов, из-за которого погибли 1271 человек, среди которых, как следовало из сообщения Департамента полиции, — 1 генерал, 1 штаб-офицер, 17 обер-офицеров разных полков, 282 нижних чина лейб-гвардии, 39 человек во фраках и шинелях, 150 малолетних, 903 черни. Практически сразу подверглись аресту и были направлены в Петропавловскую крепость 62 матроса Морского экипажа, 277 солдат Гренадерского полка и 371 — Московского. Арестованных декабристов, среди которых, кстати, не было ни одного пострадавшего доставили в Зимний дворец. Все это я прочитала в подшивке газет, которые аккуратно собирала Анастасия для своей библиотеки. Восстание...восстание..., но восстают униженные и угнетенные против угнетателей. А здесь "восстали" князья, графы, бароны - высшая аристократия, богатейшие помещики! У них в общей сложности крепостных было 27 тысяч - так если они так уж хотели отмены крепостного права, кто мешал освободили своих людей? Ведь и до них были помещики которые без фарса делали это...

Я ничего не сделала, чтобы спасти Пушкина.

Я сбежала на Аляску.

Но сейчас не могу, не могу молчать. Я взяла Лермонтова за руку.

-Михаил Юрьевич, послушайте меня, пожалуйста, никогда не..., - дикая, жгучая боль раскаленной иглой пронзила сердце. Я задохнулась и не могла больше вымолвить ни слова. Сознание уплывало. Вокруг столпился народ, все что-то говорили.

-Соли, быстрей несите нюхательные соли...

-Откройте окна, дайте воздуха...

-Надо перенести её в другую комнату...

-Врача! Быстрее пошлите за врачом...

Перед глазами сгущался туман - белый, плотный, и из него вышла берегиня Полина, грозя мне пальцем.

-Тебе сколько раз говорено было не вмешиваться в ход событий. Вот откуда тебе знать, что будет, если этот юноша с пылающим взором не погибнет на дуэли через три года?

-А что будет? - прошептала я, превозмогая боль.

-А то, что он с ума сойдет и порешит пять человек своих же сослуживцев, а потом в пропасть бросится, и без отпевания за оградой кладбища зарыт будет. Как тебе твое благородство? Давай, скажи ему, не стреляйся Миша на дуэли, сходи с ума на здоровье, - берегиня скривилась. - Не дано тебе знать промысел Божий, так не суйся! Последний раз предупреждаю, жалостливая ты наша...

Я очнулась, боль прошла как и не было. Рядом сидел пожилой мужчина и мерил мне пульс.

-Здравствуйте, - выдала я и улыбнулась.

-Здравствуйте, - кивнул он. - Напугали вы нас, Акулина Савельевна. Как себя чувствуете? Пульса у вас не прощупывалось почти минуту.

-Все хорошо, старая рана, наверное, дала о себе знать. У меня на непогоду такое случается. Уж, простите великодушно, что побеспокоили вас понапрасну.