Я хохотала от души. Представила царский двор одетый в кроссовки и джинсы.

-Ох, друг дорогой, насмешил. А скажи, Василий, не встречал ли еще одну нашу соотечественницу?

-Это ты про певичку, что ли? Так она теперь генеральша, концерты дает только для избранной публики, трое детей у них, две девочки и мальчик. Лично с ней не встречался, от Настеньки слышал. Она же у меня литературой и музыкой сильно увлекается. Сама стихи пишет. Я в этом не силен, но народ хвалит. Даже в журнале печатали. Салоны устраивает, кто только у нас не бывает. И поэты, и музыканты, и актеры, да сама увидишь.

И я увидела. Лермонтова, Михаила Юрьевича. Он не был хорош собой, все портреты, которые я видела в учебниках и книгах раньше сильно льстили ему. Поэт был невысок, кривоног и широкоплеч. В длинных, несоразмерных с фигурой руках чувствовалась недюжинная сила. Лицо его было бледно-желтоватого цвета, волосы редкие, темные с белыми прядями, но глаза...глаза искупали все - угольно-черные, живые, большие, горящие каким-то внутренним огнем, они делали весь его облик невероятно привлекательным.

Когда он вошел в большую гостиную дамы, уже прибывшие к Ланевским дружно вздохнули. Я уже была наслышана от Анастасии о похождениях Михаила Юрьевича.

-Ах, дорогая Ники, он играет женщинами, как хочет. Ты не представляешь, сколько забавы ради он расстроил партий, находящихся в зачатке, и для того он представлял из себя влюбленного в продолжение нескольких дней, а потом бросал предмет своей лживой влюбленности. А на вопрос: зачем он интригует женщин, знаешь что ответил?

-Что? - я искренне была удивлена, никогда не думала, что Лермонтов был разбивателем женских сердец, он всегда представлялся мне этаким одиноким, разочарованным "демоном".

-«Я изготовляю на деле материалы для будущих моих сочинений», - вот что!

Помимо Лермонтова на салоне были и, как сказала Настя, завсегдатаи - Соллогуб Владимир Александрович - молодой драматург, поэт и мыслитель Тютчев, Петр Вяземский - один из умнейших людей своего времени.

Я слушала их их споры вокруг "Литературной газеты", обсуждение об отказе от романтического бунтарства и свободолюбия в угоду "аристократизму". Подали чай с тарталетками. Вот тут я и улучшила момент - подсела к Лермонтову.

-Михаил Юрьевич, я очень люблю ваше творчество, особенно поэмы.

Молодой поэт с удивлением уставился на меня.

-Какие поэмы?

-Больше всего люблю "Демон", "Умирающий гладиатор", "Мцыри"...

-Откуда вы знаете про "Мцыри" ? - он буквально прожег меня пылающим взглядом.

"Договорилась, Балда Ивановна? - пробухтела ехидна. - Не помнишь когда что им было написано, так нечего болтать".

Ох, права была моя вредная половина, ляпнула так ляпнула и как теперь выкрутиться? А тут как назло в голову прорвался неизвестно из каких глубин памяти шедевр из школьных сочинений:"В горах был монастырь. В монастыре жили Мцыри. Одна Мцырь убежала". Я еле сдерживая смех, пробубнила нечто невразумительное.

-Простите, сударыня, но я вас не понял, - нахмурившись процедил поэт.

-Да это я так, вспомнила одну древнюю легенду, которую мне рассказывал на Аляске Алексей Крестовский, - на ходу выдумывала я, - он служил на Кавказе, перед тем как прибыть в Русскую Америку. А самое мое любимое стихотворение это...

"Молчи, дурында", - взвыла ехидна. И я в последний момент вместо "Родина" сказала:

-"Парус".

Но Лермонтова, как оказалось, не так легко было провести, он прицепился ко мне со своим "Мцыри" как репей к ... собаке.

-И все же, Акулина Савельевна, где вы могли увидеть мои наброски? Кто вам их показал?