Мария-Терезия восхищенно воззрилась на юношу, и ее глаза зажглись научным азартом.

– Йерве из Асседо, вы уверены, что никогда ничего не слышали о последнем схоластическом новшестве – учении о неопознанных сферах души человеческой?

– Абсолютно ничего, – признался Йерве. – Однако я не сомневаюсь, что на этом поприще женщину, столь живо реагирующую на всяческие тайны, конфликты и интриги, скрытые от нее самой, ожидает большой успех.

– Ты полагаешь? – спросил маркграф.

– Однозначно, сударь, – ответил Йерве. – Но только в том случае, если сильные мира сего поддержат ее в этом предприятии.

– Каким же образом они должны это сделать?

– Им следует помочь ей задержаться подольше в тех неприглядных сферах, из которых каждый стремится поскорее удрать, влекомый тягой к родным пенатам.

Мария-Терезия всплеснула руками в кружевных перчатках.

– Сударь! Да вы прирожденный душевед! Мне необходимо завербовать вас в ряды наших учеников! Мы принесем прогресс в Асседо!

– Что это значит? – спросил Фриденсрайх.

– Тот, кто хочет поскорее вернуться домой, порою должен подольше задержаться в дороге, – сказал Йерве. – Иногда задержка оказывается наикратчайшим путем к цели.

– Невероятно! – воскликнула госпожа ректор. – Вы кладезь мудрости, Йерве. Я обязана познакомить вас с доктором Сигизмундом.

– С кем?

– Доктор Сигизмунд Дёрф наш почетный гость из Нневы. Он лечится на водах в Малом Аджалыке. Этот широкой души человек милостиво дает лекции и семинары в коллежах во время своего летнего отпуска. Как же я раньше не подумала?! Воистину, неумеренность в танцах и еде пагубно влияет на разум. Вы же созданы друг для друга! Клянусь Афиной, его заинтересует ваш случай.

– Мой случай? – удивился Йерве.

– Да, конечно! Мнимая слепота, столь удачно совпавшая с обретением отсутствующей отцовской фигуры; столь явная конкуренция с этой самой фигурой… Простите, ваша светлость… Юноша, да вы же живой пример для трактатов герра Дёрфа! Я уверена, доктор Сигизмунд способен излечить вас от недуга.

– Врял ли, – с недоверием и с некоторой даже обидой произнес Йерве. – Моя слепота, к сожалению, не мнима, а весьма реальна. Иногда люстра это всего лишь люстра.

– Вы уже сопротивляетесь излечению! – обрадовалась госпожа Шпрехензи-Дойч. – С вашего позволения, я прямо сейчас напишу доктору Сигизмунду и отправлю к нему гонца.

– Нет! Не надо! – вскричал Йерве. – Зачем?

– Пишите доктору Сигизмунду, сударыня, – сказал Фриденсрайх, – как можно скорее. Вы очень нас обяжете.

Окрыленная Мария-Терезия вприпрыжку умчалась на поиски чернил, бумаги и скорохода.

– Нам следует задержаться в Арепо? – беззвучно спросил Фриденсрайх.

Йерве кивнул.

– Как долго?

Йерве пожал плечами.

– Что ты сотворил с этим синим чулком, Фрид? – изумился дюк, взглянув вслед упорхнувшему ректору.

– Увы, я на такое не способен, – возразил Фриденсрайх, отправляя в рот лаосский гриб. – Сын оказался талантливее отца.

Часы пробили полночь, а бал был в разгаре. Нибелунга выплясывала, не чувствуя усталости, носилась по зале, порхая от одного кавалера к другому, будто не могла насытиться мужским вниманием. Оповещала каждого встречного о грядущей свадьбе, так что к концу вечера всему высшему обществу, кроме отсутствующего жениха, было известно, что в ближайшем месяце в Нойе-Асседо будет пир горой, и следует готовить подарки, что не посрамят такое торжество.

Мадам де Шатоди несколько утомилась, завладела графином с абрикосовой наливкой и играла в преферанс за столиком, обитым зеленым сукном, в компании трех господ. В десятый раз рассказывала свою печальную историю, обогатившуюся пожарной трагедией, но не спускала глаз с дюка, который, несмотря на утерянный счет рюмкам полугара, не терял выправки и почему-то не отходил ни на шаг от Зиты, угощая ее то малиновыми тарталетками, то горячим напитком из бобов какао. «Угощал» – слабо сказано. Заставлял пить и есть. Джоконда была в бешенстве, несказанно удивляясь такому повороту событий, но не смела покинуть игральный стол, поскольку соседи-картежники были холостыми, а всем известно, что синица в руке лучше журавля в небе.