– Но почему? – спросил Йерве.

– Потому что правосудие слепо, – вздохнула Зита, завившись кольцом вокруг партнера. – Сеньор Асседо, каким бы благородным человеком он ни был, уполномочен вершить высший суд.

– Я ничего не понимаю, – признался юноша.

– Я знаю, знаю! – Зита запрыгнула ему на руки. – Я не умею лгать! Джоконда владеет этим навыком намного лучше меня! О, Всевышний, я совсем запуталась. Я пропала! Эстой тотальменте пердида!

Как загнанная пантера в капкане, изогнулась Зита в поддержке по дуге.

– Де нингун модо, сударыня, ни в коем случае, – сказал Йерве, склоняясь к ее лицу. – Я не брошу вас. Ваша ложь меня не пугает, и я уверен, что раз вы лжете, значит, у вас есть на то веские причины. Если нам суждено остаться в Арепо, мы останемся в Арепо, пока вы не решитесь заговорить. Мой отец – мудрый человек. Вы сами это видите. Он понимает суть вещей без лишних слов.

– Который из них?

– Фриденсрайх фон Таузендвассер.

Почувствовал Йерве, как затрепетала Зита в его руках.

– Позвольте мне обратиться хоть к нему. Вы не должны раскрывать никаких тайн.

– Ваш отец еле жив… – едва слышно сказала Зита. – Разве он может…

– Мой отец умудрился прожить шестнадцать лет взаперти. Он упрям как сто тысяч чертей и сильнее, чем кажется на первый взгляд. Неужели вы не заметили?

– Но разве можно просить у человека о помощи, ничего ему не сказав? Это несправедливо!

– Можно, – ответил Йерве. – Вы только что это совершили. Видите? Я все еще с вами.

«Пам! Пара-па-па-па-па-па-пам! Пам-пам!», – пропела труба.

Зита скользнула по руке Йерве, выгибаясь в финальном выпаде.

Литавры ударили последний такт.

Прогнутые дамы застыли в руках кавалеров, отдаваясь на милость их силы.

– И Джоконда, – одними губами промолвила Зита, – она тоже не должна знать, что я говорила с вами. Она убьет меня прежде, чем это сделает дюк.

– Клянусь, я буду так же нем, как слеп, – поспешил пообещать Йерве.

Зита повернула голову. Фриденсрайх фон Таузендвассер, восседавший в кресле с баобабовыми ножками, был окружен несметным количеством лиц – знатных, в меньшей степени и не очень, говоривших без умолку, но не сводил насмешливого взгляда с танцующих пар – с Зиты и Йерве в частности. Поигрывал бокалом с обашским вином, столетней давности разлива.

– Он смеется над нами, – сказала Зита.

– Он притворяется, – отозвался Йерве.

– Он пьет, – подметила Зита со страхом.

– Ничего страшного, – успокоил ее Йерве, вовсе не будучи спокойным. – Минута слабости не свидетельствует о бессилии.

Объявили фуршет, и лакеи сняли крышки с медных, серебряных и фарфоровых блюд.

Франкские сыры, фламандские сельди, каталонские кремы, ниппонский рис, римские антипасто, чжунхуйские макароны, баварские сосиски, чешские пампушки, сиамские креветки, лаосские грибы и еще много всякой всячины были способны удовлетворить самые требовательные и самые изысканные вкусы.

Аристократическое собрание выстроилось в очередь за лакомствами, вооружившись вилками и тарелками. Несмотря на попытки сохранять благородство, все же кое-где можно было услышать приглушенное: «Кто здесь крайний?», «За мной уже занял тот господин, в малиновом берете. Он скоро подойдет», «Сударыня, ради бога, не толкайтесь, как таран» и «Как вы полагаете: позволительно ли просить добавки?».

Переговорить с Фриденсрайхом с глазу на глаз не представлялось никакой возможности, потому что сразу шесть человек поднесли ему тарелки с яствами. Трое из них были женщинами, один из них был дюком, а пятым оказался сам Иоганн-Себастьян Шульц, которого нетрудно было узнать по форме парика. Кем был шестой господин, Йерве понятия не имел.