– Что вы, мсье! – возмутилась Джоконда. – Я поступила так по доброй воле, и никогда не требовала возвращения долга. Розита свободный человек. Не так ли, милая?

Бывшая гувернантка опустила глаза.

– Совестливые люди становятся должниками не из-за крупной суммы, а из-за готовности ее внести, – заметил маркграф.

Совестливая женщина сжала хлеб с такой силой, что пальцы ее побелели.

– Вы ничего не едите, Зита, – сказал Фриденсрайх, не сдержавшись.

Три звезды зажглись над горизонтом. Ветви яблони застучали в стекла. Струя воды окропила ладони. «Выйди, мой возлюбленный, встретить невесту».

– Суббота скоро зайдет, – прошептала Зита, взглянув на темнеющее небо, и сама себе подивилась. – Мне не следует есть, пока я не встречу ее как положено.

Джоконда бросила на подругу испепеляющий взгляд и сплюнула три раза через левое плечо.

– Дьявольский обряд! Тэ-туа! Замолчи! Что ты несешь? Она не в себе. Не слушайте ее, господа. Должно быть, мой рассказ омрачил ее ум. Лучше бы я ничего не говорила.

– Простите меня, – испугалась саму себя Зита. – Я не знаю, что со мной. Я…

– В Асседо инквизиторы бывают крайне редко, да и те долго не задерживаются, – поспешил заверить ее Йерве. – Владения дюка Кейзегала, божьей милостью, очень далеки от столицы империи. У нас свои законы. Пусть и не всегда гласные. Иудеи обладают видом на жительство в чертах Асседо… в некоторых селениях… в окрестностях…

Тут Йерве замолчал, поскольку к глубокому своему разочарованию пришлось ему признать, что в этих материях был он недостаточно сведущ. Древние эллины занимали его воображение намного больше неугодных никому иудеев.

– Как положено встречать субботу, Зита? – спросил Фриденсрайх.

Скрипнуло окно под натиском яблоневых ветвей. Горячее дыхание реки Эбро зашевелило волосы. Златотканый гобелен со старинной вязью заколыхался на восточной стене.

– Сперва следует зажечь свечи, это я точно помню, – промолвила Зита нерешительно.

– Снабдила ли нас баронесса свечами?

Йерве покопался в коробе, извлек две свечи и огниво.

– Одной достаточно, – сказала Зита. – Незамужней женщине следует разжечь одну.

И снова себе подивилась.

Фриденсрайх взял свечу из рук Йерве.

– Зажигайте, сударыня, я подержу.

Зита опасливо на него покосилась.

– Вы христианин, господин фон Таузендвассер.

Брови, как крылья черной чайки, свелись над безупречно выточенным носом потомка берберов, визиготов, остготов, одного викинга и всей Золотой Орды.

– Это всего лишь свеча, – сказал Фриденсрайх. – Источник света необходим каждому путнику. Вечереет. Зажигайте свет.

И будто в подтверждение словам, в потемках, просветлевшие глаза маркграфа, как две луны, озарили повозку, затерявшуюся в нигде.

Повозка дернулась, покосилась, запнулась на ухабе, бросила Зиту на Фриденсрайха. Плечи соприкоснулись, локти и тот промежуток между ребрами, у которого нет названия ни в одном человеческом языке, но всем известно, что от него произошло.

Дыхание Зиты прервалось. Ее собственные глаза потемнели. Зрачки расширились. Щелкнула кремнем о кресало. Зашипел фитиль. Затрепетало пламя.

Зита закрыла лицо руками и зашептала на нездешнем языке слова старинного обряда:

– Благословен Ты, Царь Вселенной, освятивший нас своими заповедями и повелевший нам зажигать свечу Священной Субботы. Подари мир этим господам, благополучие и всяческое процветание.

Джоконда перекрестилась.

– Что же дальше? – спросил Фриденсрайх, устанавливая свечу в горлышко откупоренной бутылки.

– Дальше… я плохо помню…

– Существуют вещи, которые забыть невозможно. Вспоминайте, Зита.