— Да, есть-есть, вчерашним числом датировано. — Завхоз прочитала распоряжение дважды и подняла глаза на Эртайн. — Это что же вы такое великое сотворили, милочка, что вам за «заслуги перед институтом» пожаловано право проживания в отдельном домике?

Илзе не успела ответить, как миссис Албет фыркнула и проворчала что-то вроде того, что у современной молодежи все заслуги в одной степи, постельной. Мисс Эртайн за минуту успела расстроиться и взять себя в руки — она мечтала жить в домике с палисадником. И если уж слухи все равно ходят, пусть приносят дивиденды.

— Вот тут подпиши и здесь тоже. — У миссис Албет были длинные, загнутые ногти выкрашенные золотым лаком. — Запрещается устраивать оргии, шуметь без заглушающих барьеров, устраивать демонстрации и нарушать иные правила и положения Устава института.

Илзе было интересно, какую демонстрацию можно устроить в доме. А учитывая, что все пункты Устава прописаны исключительно после прецедентов, — по прочтению вопросов возникает много. Мисс Эртайн улыбнулась своим мыслям — многие вещи никогда бы ей не пришли в голову. Например, нельзя вывешивать нижнее белье на флагшток центральной башни. Или целовать писсуар.

— Разулыбалась, — проворчала завхоз и бросила на стойку ключ.

Уже уходя, Илзе услышала, как миссис Албет жалуется своей собаке:

— Сорок лет отдашь институт, а тебе шиш. Оно и правильно, я порядочная была, стала женой, матерью. А толку? Эх, где мои молодые сиськи, вот бы…

Прикрыв дверь, Илзе разжала крепко стиснутые пальцы и рассмотрела доставшийся ей ключ. Красивый и богато украшенный, он требовал к себе бережного обращения. Почему-то в мыслях Илзе он должен был быть кривым и ржавым.

— Привет, Катти, ой, что это у тебя? Ждем делегацию? Будешь цветами обставлять? — Дария вылетела из-за поворота, нагруженная папками, и тут же пристроилась рядом с Илзе. — Поможешь донести? У тебя сегодня что-то не то с расписанием, его по табло нет. Ни одного урока.

— Здравствуй, Дария, — прохладно ответила Илзе. — Ключ мой, я решила остаться. Переезжаю в одноместный дом. Это единовластное решение ректора Лармайера.

— А, ну оно и правильно, когда еще пользоваться юностью, как не в молодости? Эх, будь я на твоем месте, я бы развернулась. Но мне род позорить нельзя. Кстати, слышала? Тот мальчик, что выпал через червоточину возле института, ну ты с ним еще общалась? Повесился, представляешь? Вот поганец, теперь у пансионата будут проблемы. И с чего вдруг? Не понимаю.

— Прости, мне в другую сторону.

— А ну ладно. Я приду посмотреть, как ты обустроилась, подскажу. Ты не стесняйся, спрашивай, чего не знаешь!

Мисс Эртайн привычно вылезла из окошка, благо первый этаж. И, пройдя сквозь покорно расступающиеся кусты сирени, села на любимую скамейку. Мальчика она помнила хорошо. Симпатичный. К горлу подступила тошнота, может ли так быть, что кто-то еще рассмотрел его?

Илзе потрясла головой. Нет-нет, там наверняка что-то другое.

— Катти? Я видел, как вы отважно выпрыгнули из окна. — Мистер Данборт появился как нарисованный волшебной краской. Неожиданно и неприятно.

— Меня зовут Илзе, мистер Данборт, или мисс Эртайн, куратор Эртайн, — отчеканила она, пользуясь тем, что рядом никого нет. — На крайний случай, «эй ты, грязнокровка» тоже работает.

— Вы меня, признаться, удивили сейчас. Так отчего же вы так сиганули вниз? Позвольте присесть рядом.

Илзе немного сдвинулась, и как только Данборт уселся, проворно отсела на другой конец скамейки. Глава Совета Попечителей — фигура слишком значимая, чтобы гоняться за грязнокровкой по всей скамье.