Вскоре драккары отошли от берега. Вёсла ударили по воде в такт песне гребцов, и корабли медленно поплыли в обратный путь. Вода расступалась перед их носами, а ветер наполнял паруса, унося их всё дальше от Адельгейи.

Северянин стоял на корме, его взгляд был устремлён на удаляющийся берег. Он не знал, что ждёт их впереди, но чувствовал, что этот путь изменит всё.

Светозар, стоявший неподалёку, смотрел на него, но не заговаривал.

Вскоре городище скрылось за поворотом реки. Князь устроился под пологом и, кажется, задремал. Домовой злобно сверкнул глазами в его сторону и присел на скамью рядом со Свеном. Рыжий здоровяк решил плыть вместе с ними, несмотря на просьбу Веданы остаться с ней. Девушку оставили у наместника, пообещав забрать потом, опосля того как вызволят Вильфриду. Они переглянулись, но оба промолчали.

Гранька, стоявшая рядом с Эгилем, тоже молчала. Да и что тут скажешь, тут действовать надобно, а не языками чесать.

3. Отец

Вот только стояла она и видела своих домочадцев, женихов и... Кощея, то бишь отца. А теперь их нет, ну, кроме последнего. Этот-то вон стоит, ухмыляется. Так бы и дала по роже его бессовестной. Умыкнул он её прямо из-под носа всех, и ведь как шустро это получилось? Даже Вильфрида сама не поняла, как оказалась совершенно в другом месте, одна с Кощеем.

Он отошёл от неё. Осмотрел убранство своих хором, покачал головой, махнул рукой и повернулся к дочери.

— Ну что, дочь, ты рада, что мы наконец свиделись? Небось искала тятьку?

«Рада? Да не очень-то! Тятька выискался, тоже мне!» — подумала Вильфрида, скрестив руки на груди.

— И зачем явился? — спросила она холодно.

Бессмертный, конечно, предполагал, что встреча с дочерью будет не идеальной, но всё же: где уважение? Как её вообще воспитали такой? Он же отец её кровный. Ну нечисть, считай, да, но что такого-то? С кикиморой и домовым вон любезничала. А он чем хуже?

— А тебя не учили уважению к старшим, тем более к родичам своим? — спросил он, стараясь сохранить спокойствие, но в душе поднималась злоба. «Ищешь тут её, понимаешь. На ступе треклятой катаешься, а она нос воротит. Да другая на шею бы уже кинулась. Такой чародей и её отец. А эта стоит, руки в боки уперла!»

Это было последней каплей. Вильфрида подскочила к нему и ткнула пальцем ему в грудь, закричав:

— Кому сказать спасибо за их гибель? А? Ты всё это! Твои тёмные делишки привели к тому, что нет боле моей семьи. Всё ты! — она тяжело выдохнула и продолжила: — Из-за тебя кузнец побил мать, она сбежала от него со мной, младенцем на руках. Да там, в лесу, и встретила нечисть, да отдала меня, чтобы я жила. Маре меня пообещала. А сама... сама стала юродивой, тенью бездушной, считай, — Вильфрида усмехнулась. — Правда, прожила дольше, чем отец. Да и сгинула! И ты смеешь мне пенять?!

— Что? — непонимающе уставился он на неё. — А как же? Кто тебя ж растил-то тогда?

Про гибель Любавы он не знал, не допустил бы того, наверное.

Вильфрида презрительно осмотрела его и подумала: «Врёт, что не знает о моей судьбе? Или и правда не ведает?»

— Нечисть и растила, ведьма болотная да Прошка с Граней. Они моей семьёй и стали, — ответила она, отходя от него. Смахнув пыль с лавки, она присела. — Что-то тут за порядком никто не следит у тебя. Домовой-то твой где?

— Нечисть? — переспросил он, явно поражённый.

— Конечно! Ведьма Ясиня меня и растила, колдовскому делу учила да ведовскому.

Кощей начал прохаживаться по пыльному полу, понимая, откуда у дочери такие манеры взялись. Точнее, их отсутствие.

«Ладно, как-нибудь справлюсь с этим. А прошлого не вернуть и не изменить. Значит, нужно решать дела насущные здесь и сейчас», — подумал он.