Я вздохнула, очнувшись от размышлений, и посмотрела на кипевшую в котле зелёную субстанцию. Время шло, но больше желающих решить проблемы с кожей, или ещё чем, так и не появилось. От нетерпения постукивая ножкой по полу, я поглядывала на дверь, которая, не выдержав моего сверлящего взора, всё же скрипнула и открылась.

В кабинет зашёл высокий, худощавый – мать моя! – не сказать, что парень. Его и человеком-то с трудом можно назвать. На пороге стоял мертвецки бледный, коротко стриженый брюнет с глубоко посаженными грустными глазами, которые почему-то очень оживились, увидев меня. Он снял с плеча до верху наполненную какой-то травой плетушку (что-то вроде большой плетёной корзины с длинной тканевой ручкой), выставил перед собой и прямой наводкой пошёл ко мне.

Я вспомнила слова Эллы про второго слугу зельеварского кабинета: «Рамир не страшный. Странный, да. Но не страшный». Что ж, дорогая Элла, смею с тобой не согласиться! На фоне Рамира, Гункам просто божий одуванчик! Я вскочила и начала пятиться назад, но уперлась спиной в камин, хорошо, что не зажжённый.

Рамир подошёл ко мне подозрительно близко и протянул мне плетушку, с которой я не имела понятия, что делать. Не дождавшись от меня никакой реакции, он поставил её на пол, порылся в широком нашивном кармане на груди и достал оттуда небольшой букетик голубых полевых цветов. Потупив взгляд, он протянул его мне.

– Тоже для зелий? – спросила я, немного придя в себя.

– Нет… для вас… – пробасил Рамир, отказываясь опускать руку, пока я не взяла из неё букет.

Вот это я вляпалась! Мне в слуги передали какого-то вредного псевдо-старика и обожающего хозяйку кабинета неудавшегося вампира (к счастью, настоящих давно истребили, иначе бы ноги моей в этой избушке больше никогда не было!).

– Сп-пасибо, – я с трудом выдавила из себя ответ. – Всё, всё, иди. Займись… т-травами. Что ты там обычно с ними делаешь?

Он поднял на меня снова погрустневшие глаза, взял плетушку и один из двух табуретов и, усевшись в углу, начал связывать принесённую траву в пучки и развешивать их на сушильной верёвке. Я перевела взгляд на Гункана, рассевшегося на втором, и последнем в этой комнате, табурете.

– А ты что сидишь без дела? – спросила я у старичка. – В кабинете бардак, на полках грязь. Поэтому к нам клиенты и не ходят! – старичок крякнул от моего неожиданного заявления. – Чтобы к вечеру всё убрано было! И в моей комнате тоже.

– Слуги в вашу комнату не заходят, – гордо заявил Гункан, поднявшись с табурета.

Я зыркнула на него очень говорящим взглядом и по лицу слуги поняла, что возражений у него больше не было. Ждать погоды в самом кабинете мне надоело, и я решила сделать вылазку в город. Показать товар лицом, так сказать.

Вернувшись в комнату Эллы, я открыла доверху набитый однообразной одеждой платяной шкаф и вытащила из него одно из многочисленных зелёных платьев. Зелёный цвет в гардеробе предпочитали именно зельевары, в то время как ведьмы выбирали чёрный. В Ведарии колдовской люд делился на невеглов (обычных деревенских ведуний и ведунов, неучёных и принявших дар от своих предков по наследству) и отучившихся в Школе ведьм, ведьмаков, зельеваров, целителей и инквизиторов. Последние должны следить, чтобы никто не использовал колдовство во вред и не злоупотреблял им в личных целях, а в остальное время заниматься охотой на уцелевших метаморфов и териантропов.

Я сменила своё чёрное платье на тёмно-зелёное, оказавшееся почему-то широким в талии, достала с верхней полки одну из остроконечных широкополых шляп, чёрную с тёмно-зелёной лентой у основания, и подошла к висевшему слева от двери зеркалу. Из него на меня по-прежнему смотрела Элла Гор. О подмене говорили лишь лукавый огонёк в глазах, доставшийся моему отражению от Майры Сидус, и отчего-то ставшая тоньше талия.