Сам двор был вымощен крупной каменной кладкой, а поодаль располагались аккуратные каменные сооружения, за ними рос пышный сад. Поместье выглядело внушительным и по размерам, и по статусу.

– Да, господин всё объяснил мне и отцу и предупредил, что вы ещё не здоровы после плавания и немного теряетесь. Такое бывает после сильных переживаний. Но мы об этом никому не станем говорить, и господин нам доверяет, – клятвенно заверила Ода. – Очень жаль ваших отца и матушку, но вы поправитесь… Я вам всегда помогу.

– Спасибо, Ода. Абар – твой отец? – догадалась по тому, что у обоих были светло-голубые глаза и что ни с кем другим Оциус меня не познакомил.

Девушка кивнула.

– Ясно-прекрасно, – скосила глаза, отворачиваясь к высоким кованым воротам, и прошептала под нос: – Надеюсь, что я быстро поправлюсь.

– Ещё господин просил не ходить под куст. Ваш ночной горшок под кроватью, а днём можно справить нужду в отхожем месте за домом, – смущённо сообщила Ода, семеня следом.

«Проклятье! Он-то откуда знает?!» – недоумённо покосилась на девушку, но промолчала.

Поместье было далеко от основного селения, окружено садами, полями с домиками-теплицами, но дорога в Верхнюю Фенга́ру, как назвала его Ода, была прямой и живописной. По обе стороны стояли высокие тополя, а меж ними цвели кусты с невероятным ароматом, дурманящим и в то же время бодрящим. Широкая дорога, на которой иногда встречались экипажи, запряжённые то одной, то двумя лошадьми, одинокие всадники и даже повозки с каким-то грузом, казалась довольно ухоженной. Как и пешая дорожка за рядом тополей, она была вымощена булыжником, таким ровным и гладким, словно его полировали. Щели меж кладкой идеально ровно залиты чем-то мелкопористым. Ни травинки между не проросло, ни соринки, ни песчинки, будто её регулярно чистили. И так бывает?

Ода всё время шла молча, вероятно, стеснительной натуре не хотелось тревожить «госпожу» праздными разговорами или выучка строгая. Но я и сама была несколько озадачена впечатлениями и тем, как они отзывались внутри, чтобы задавать вопросы.

Вскоре дорога разветвилась, а впереди показалось само селение. Удивительно, но от его вида захотелось остаться здесь навсегда. Мы ступили на потрясающую уютную улочку с ровной брусчаткой какого-то тёплого коричневого цвета с красными вкраплениями. Большие и маленькие каменные домишки с красной, зелёной или коричневой черепичной крышей, с увитыми цветущим плющом стенами вызывали восхищение не только красотой, но и таким домашним уютом и аурой дружелюбия, что, казалось, войди в каждый из них, и тебе будут рады, как самому драгоценному гостю. Будто ты в городе мечты, и каждый к тебе добр, а жизнь в нём неприхотлива и чудесна.

Люди, встречающиеся на пути, мило улыбались и склоняли головы в приветствии друг друга. Иногда Ода кивала в сторону, и я обращала туда взгляд. Необычные строения с кладкой цветной мозаики на стенах, чудные аллейки меж двухэтажных домов с коваными лавочками и колодцами, проезжающие мимо торговцы с тележками, продающие сахарные крендельки и мятные леденцы на палочках. Я прямо чувствовала вкус мяты на языке.

Резвящиеся на пути дети клянчили эти леденцы, а сердобольные мамочки сдавались на их уговоры. Детские голоса, люди в простых одеждах, дамы и господа – в дорогих и изысканных, птичий щебет на крышах, ароматы свежеиспечённого хлеба и трав, свежий ветерок, солнце – вся эта атмосфера была так естественна и оживляла пустующее нутро, наполняя чем-то новым, обнадёживающим.

Прошли мимо кузницы, где у пылающего очага громадина кузнец в кожаных штанах и жилетке на голый торс отбивал молотом по наковальне, а рядом возбуждённо топтался гнедой конь с такой шелковистой гривой, что любая дама позавидует ей.