– Дэини, что я мог сделать такого? Что и кому? Если всё в этой жизни не просто так… То за что это?

Но Дэини не знала, что ответить. Не представляла, как можно мстить с такой бесчеловечной жестокостью. Она не нашла слов и сделала единственное, что сочла сейчас уместным и правильным.

Протянула руки и шепнула, судорожно всхлипнув:

– Иди сюда!

Нежные руки обвили шею, пальцы ласково гладили по волосам, а он уткнулся, как ребёнок, в её плечо, выплёскивая всю чудовищную боль, которую не вмещало сердце.

– Дэини, я не могу больше! Просто больше не могу! Сдохнуть хочу! Ты бы слышала, как она кричит по ночам! Я с ума сойду! Не могу больше! Не могу…

– Тише, тише!

Он чувствовал её тепло, гладкий шёлк волос под своей щекой.

Словно воплотились в явь самые жуткие и самые прекрасные его сны…

Боль, пронзающая насквозь. Чёрная горечь, пеплом осевшая в душе. Мёртвая холодная тоска, от которой хочется выть. Лихорадило всё тело. Всё, как тогда, в кошмарах.

Но воплотились в явь и её прикосновения, и запах кожи – дивная смесь свежести дождя и тепла весеннего солнца, и умиротворяющий нежный шёпот:

– Я с тобой, родной мой! Тише! Я с тобой! Слышишь?

Она гладила его по спине, по голове, баюкая в своих объятиях. Её слезы смешивались с его.

Но она всё шептала, как заклинание:

– Поплачь, родной! Плачь! Я с тобой, я здесь, – губы Насти время от времени касались лба Эливерта, тёплое дыхание пряталось в его волосах. – А умирать тебе нельзя! Нельзя! Как же мы без тебя? Граю, как?

Её руки сотворили какую-то магию – с каждым ласковым прикосновением они словно вырывали из Эла частичку его боли. Утихал огонь внутри, высыхали слёзы, чудовищная ломка, грозившая его растерзать, как стая голодных волков, сходила на нет. Клонило в сон. Он сполз чуть ниже, закинул ноги на лавку, а голову уложил к ней на колени

Но, даже проваливаясь в сонное забытье, чувствовал, как тёплая ладонь ласкает его волосы и нежный голос шепчет чуть слышно:

– Тише! Я с тобой, родной! Слышишь? Тише, тише…

***

31. 31 В кошмаре

Эл проснулся с тяжёлой головой и лёгким сердцем.

Ну… не совсем так, ясно-понятно. Ничего не забылось. Горе осталось горем. Проблема сама собой не решилась. Опасность не миновала.

Но чувство такое появилось, будто он наконец-то дышать начал. А то совсем уже в мертвеца превратился, словно окаменел на время. А теперь как будто отпустило немного.

Даже то, что от слёз и дневного сна голова разболелась, Эла сейчас радовало. Хоть какие-то новые ощущения, кроме разрывающей сердце, тупой боли.

Уснул прямо в гостиной на лавке, хорошо они у Наира шкурой мягкой застелены.

В доме было тихо и пусто. Интересно, где все? И сколько он проспал?

Эл поднялся, потёр лицо, пригладил взъерошенные волосы и вышел на улицу.

Дэини сидела на крыльце. Словно, охраняла его покой…

По лицу Эливерта невольно скользнула улыбка. Может… так оно и было?

Ворон без приглашения уселся рядом. Настя повернула голову, оглядывая его внимательно.

Эл в шутку слегка боднул её плечом, да так и остался сидеть, прижавшись боком.

– Спасибо! Полегчало… – ответил он, хотя Дэини ещё ничего не успела спросить. – А доча где? И все остальные? Как-то я  вас  так нагло из дома выселил на полдня… Совестно даже.

– Выспался хоть? – заботливо поинтересовалась Настя, не обращая внимания на его смущение.

Эл прислушался к себе и кивнул:

– На неделю вперёд.

Дэини удовлетворённо кивнула и ответила на вопрос, заданный Вороном чуть раньше.

– Они пошли опять оленёнка кормить. А мы сейчас к Миланейе сходим…

– Зачем это?

Эл сразу напрягся. К Миланейе ему не хотелось. Он по-прежнему был благодарен целительнице, но так и остался в душе мутный осадок, появившийся после его возвращения в Кирлию. И больше всего Эл не хотел бы снова увидеть или услышать от сестры Наира что-то такое, что окончательно уничтожит его почтительное отношение к ней.