Сон пропадал, мысли о Рыжей сводили с ума, она начинала ему мерещиться повсюду…

И Эл ехал в Кирлиэс. И всякий раз, оказавшись рядом, Ворон умело играл роль «старого доброго друга».

Но внутри-то всё переворачивалось – от ревности, от горечи, от почти непреодолимого желания коснуться, прижать к себе, снова вдохнуть сводящий с ума запах кожи, согреть сердце теплом её тела, хоть на один миг почувствовать земляничный вкус её губ.

Особенно невыносимым это становилось, когда он вдруг улавливал в Дэини что-то такое, сродни глубокой печали, чему пока не находил объяснения.

Она никогда не жаловалась. Да, собственно, на что ей жаловаться? В отличие от Эла она замуж вышла за любимого и желанного. И всё у них чудесно. Вот разве что детишек Мать Мира не посылает. Может, в этом и есть причина этой грусти, которую она прячет так тщательно?

Пару раз Ворон не выдерживал и пробовал допытаться. Но Настя на все его вопросы отвечала, что всё в порядке. И отводила при этом взгляд!

– Что-то случилось?

– Нет, у нас всё хорошо.

– Поругались?

– Нет, что ты! Мы никогда не ругаемся. Ты же знаешь, Кайл сама невозмутимость…

– Но я же вижу, что-то не так…

– Просто… всё не так просто… – и улыбка, такая странная вымученная улыбка, что хочется взять и сильно встряхнуть её за плечи. – Жизнь, оказывается, сложная штука…

И вот думай после этого, что хочешь!

В одном Эл с Настей был согласен. Жизнь действительно штука сложная.

Порой хотелось завыть от всех этих несовпадений и терзаний, которыми он сам наполнил своё житьё-бытьё.

Одно утешение – Граю! Его солнечный зайчик, птенец, маленькая тёплая искорка, что грела душу всегда. Одной улыбкой, словом, взглядом поднимала к свету с самого глубокого дна, неизменно спасала от отчаяния.

Воробышек… Его настоящая любовь, которую никто и ничто не заменит.

Ради неё он готов вытерпеть любые страдания.

Тогда Эл ещё не знал, что скоро эта его странная жизнь, полная мучений, терзаний, сомнений и тоски, покажется ему беспечной и счастливой сказкой.

26. 26 В кошмаре

6 В кошмаре

Солнце припекало немилосердно. Иногда лёгкий ветерок веял со стороны Киримы, и сразу становилось легче дышать. Но стоило ему стихнуть, как жара вдавливала в раскалённые камни рыночной площади.

По пирсу веселой шумной гурьбой носилась местная ребятня. Вот кому и летнее пекло нипочём.

Эл время от времени бросал в ту сторону взгляды, мгновенно находил тёмную макушку Граю и, успокоившись, возвращался к делам и ленивой перебранке с Орлехом.

Сальвар городок тихий и спокойный. И детвора тут шныряет по всем улицам без присмотра, но за собственной дочерью Ворон всё-таки предпочитал незаметно приглядывать. Лучше уж проявить чрезмерную бдительность, чем допустить оплошность, а потом кусать себе локти. 

Как раз по этой причине в высоком башмачке Граю тайно носила не особо подходящий для маленькой девочки аккуратный кинжал в плоских ножнах. А уж пользоваться им по назначению за те два года, что он прожил у Вириян, Эливерт свою дочь научил.

Разглядев приметный  обоз Орлеха, Граю тотчас примчалась к ним.

К ялиольцу девчушка благоволила, да и он её полюбил, в каждый приезд подарками баловал.

Ох, Воробышек! Даром, что мелкая, а мужиками уже вертит – не каждая взрослая женщина так умеет. Ворон заранее за голову хватался, предчувствуя, что начнётся, когда его пичуга подрастёт и расцветёт. Кнутом женихов от двора разгонять придётся.

Вот и сейчас с разбега на руки торговцу заскочила…

– Орлех! 

Ялиолец расцвёл, улыбаясь довольно.

– Здравствуй, Воробышек! Соскучилась по мне? Я тебе тут гостинец привёз!