Эл метнулся вперёд как змея, вцепился в плечико, такое хрупкое, как крылышко цыплёнка. Девчушка запищала протестующе, забилась, попыталась даже укусить атамана с перепугу, но тот шустро сгрёб ребёнка в охапку, дабы не привлекать лишнего внимания.

Девочка съежилась так, словно он её убить намеревался. Ворон быстро усадил малютку на скамейку, между собой и Рыжей, дабы сбежать пигалице было сложно, и тотчас убрал руки. Пугать ребёнка не хотелось, но уж больно шустрой она оказалась.

Девчушка чувствовала себя пойманной в ловушку – она уже не пыталась сопротивляться, замерла на месте. Крохотный напряжённый комочек. И лишь огромные серые глаза метались по сторонам в поисках путей спасения.

– Тише, пигалица! – велел Эливерт спокойно и серьёзно. – Я не ударю тебя. Слышишь, не бойся нас! Мы тебя не тронем.

Она недоверчиво заглянула в его льдистые серые глаза. И Ворон с трудом совладал с голосом, чтобы добавить:

– Обещаю.

Ещё мгновение, и кроха поверила. Всё ещё глядя с опаской, она немного расправила плечи. И даже дрожь её отпустила.

Ну вот, так-то лучше! Теперь и поговорить можно, и накормить этого заморыша.

– Дикая ты какая! Укусить меня хотела…

Эливерт улыбнулся, разглядывая её теперь уже вблизи. Славная девочка. Глазёнки так и светятся! Такая малюсенькая, хрупкая, смешная. А, видно, вырастет – красивая будет девка. И сейчас уже… такая… Невозможно ей не улыбаться.

Малышка в ответ на его слова опустила глазки в пол.

– Простите, милорд!

– Ой, ты и говорить умеешь? – хмыкнул атаман. – А я думал – совсем немая! Ты откуда такая, пичуга? Худенькая, заморённая, а?

– Я живу тут, в Берфеле, милорд, – для такой крохи девочка казалась чрезмерно серьёзной.

– Ха! Милорд! Нашла благородного! – Эл весело подмигнул своим друзьям и снова обратился к девчушке: – Есть хочешь, цыплёнок?

Она не ответила ничего, скромно уставилась в пол, чтобы глаза не выдали её дикий голод, но ответа Ворон и не ждал.

– Ну и правильно! На глупые вопросы отвечать не следует. Чего спрашивать, ведь и так понятно. Ну, что сидишь, пигалица? Держи ложку! Ешь давай!

Эливерт сгрёб на огромное блюдо всего понемногу и поставил перед её маленьким носом.

– Это… всё… мне?

– Всё! – великодушно кивнул Ворон. – Будет мало – ещё закажем. Главное, чтобы ты не лопнула, пичуга!

Девочка не могла поверить. Взгляд её перебегал от одного лица к другому, словно она от каждого ждала позволения. И лишь когда Настя и Наир улыбнулись ей мягко, она начала подозревать, что всё это не злая шутка, и не сон волшебный.

Малютка накинулась на еду с волчьим аппетитом. Атаман боялся, что бедняжке с голоду плохо станет, но останавливать её не решился. Пусть лопает! Когда ещё так накормят. Вот уедут они сейчас прочь, и снова она будет каждую кроху выпрашивать.

– Н-да-а, – усмехнулся Эл, – а аппетит-то у тебя звериный, пигалица! Теперь понятно, почему ты меня цапнуть пыталась – съесть хотела, да?

– Простите, милорд!

Она улыбнулась, разгадав по глазам, что атаман вовсе не сердится.

– Да ладно, сам виноват. Нечего было хватать тебя. Но я решил, что ты хочешь удрать, так и не позавтракав… И… я – не милорд.

На попытки девочки затолкать в ротик всё и сразу без улыбки смотреть было невозможно. Но улыбка выходила грустной…

Светлые Небеса, ну отчего же вот так? Великая Мать, если ты есть, почему ты допускаешь вот такое? Разве место здесь, в пропитом грязном кабаке, для этого птенчика желторотого? Почему ты позволяешь страдать вот таким крохам? За что? Чем эта пигалица провинилась перед тобой?

Худая – насквозь светится. Ручки – пальцем переломить можно.