— Это Оля! — киваю на свою колючку, едва ли не садящуюся ко мне на колени.

Никак не дойдет до дурехи, что моя страсть к ее пирогам не равна моим планам на наше совместное будущее. А два наших контакта на кухне и в чулане ничего не значат, за исключением нескольких приятных минут, которые уже фактически стерлись из моей памяти.

Круто, что послезавтра я улетаю за океан. Мой дед слишком мало платит ей, чтобы она когда-нибудь накопила на билет и притащилась отравлять мою жизнь в Нью-Йорке.

— Коктейль, Оля? — лыбится ей Фонарь.

— Безалкогольный, — скромничает она, как будто я не знаю, как она дегустирует коллекционное бухло в баре своего хозяина.

— Сегодня же Новый год! Только горячительные напитки!

— Нет-нет, спасибо, мне нельзя, — настаивает Ольга.

На нее это не похоже. Обычно она любит веселье и пятьдесят граммов для храбрости.

— Ви-и-ик! — Жгучая брюнеточка с кошачьим взглядом, ноготком проводит по его щеке и мурчит: — Ты не против, если я приглашу твоего друга потанцевать? А то мне ужасно скучно тут сидеть.

— У моего друга есть возмутительная особенность, — смеется Фонарь, — он любит распускать руки и лапать мягкие женские места.

— Тогда ты потанцуй со мной, — обиженно дует губки, стреляя в меня глазками. Точно знает, что делает. Фонарь терпеть не может танцы.

— Иди! — Отмахивается он от нее, разливая вискарь по стопкам. — Рус, я тебя запомнил!

Отодвинув от себя офигевшую Ольгу, позволяю брюнеточке вложить свои пальчики в мою ладонь, и веду ее на танцпол. Хоть убей, не помню, как ее зовут! Месяца полтора назад мы в одной компании отмечали днюху Фонаря, но нас обломали, когда мы заперлись в ванной. Пришлось ограничиться поцелуем и разойтись. Интуиция подсказывает, сегодня она в ударе и намерена получить то, чего лишилась в прошлый раз.

Как только мы растворяемся в толпе, она приближается вплотную, трется о меня своими буферами и показывает торчащий промеж них автобрелок. Прикладывает пальчик к губкам и шепчет:

— На парковке.

Подмигнув длиннющими ресницами, тянет меня к выходу. Заранее оцениваю задние габариты, оглядывая ее обнаженную спину и обтянутую коротким платьем задницу. Ровные длинные ноги в шелковых чулках и туфлях с высоким каблуком. А я обожаю телочек, которые умеют подать себя, как основное блюдо, а не «селедку под шубой».

Тачила Фонаря выдает себя мигнувшими фарами, стоит брюнеточке ткнуть на кнопку брелока. Поправляя на себе шубку, наспех накинутую в гардеробе на выходе, дефилирует по парковке, заводя меня еще сильнее покачиваниями бедер. Открывает заднюю дверь машины и, взмахнув крупными кольцами волос, кошкой выгибается, залезая в салон.

— Ну ладно, — соглашаюсь я, юркнув за ней и хлопнув дверью.

Должно же быть в этой новогодней ночи хоть какое-то волшебство.

— Я о тебе думала, — кокетничает она, снимая шубку и залезая ко мне на колени. Разрешает положить ладони на ее бедра и даже оценить их упругость, с силой сжав. — Ты какой-то особенный, Рус. Незабываемый. — Склоняется к моему уху и зубками прикусывает мочку. — Сегодня тебе выпал счастливый билет, победитель. Считай, что я твоя золотая рыбка. Загадывай желание. Любое выполню…

— Может, тоже сделаешь что-нибудь незабываемое? А то я даже имени твоего не помню.

Отстранившись, хлопает ресницами и остервенело выдает:

— Какой же ты козел, Ярый! Тебе об этом кто-нибудь говорил?!

— Мой дед выбирает для меня слова покрепче, — ухмыляюсь и провожу рукой по ее гладким волосам. Кладу ладонь на макушку и давлю вниз. — Займи свой рот чем-нибудь полезным.

Откидываюсь назад, закатив глаза от предвкушения исполнения сладкого желания. Но в тот самый момент, когда звякает пряжка моего ремня, дверь распахивается. В салон врывается ледяной ветер и раздраженный взгляд Ольги. Какая же она невыносимая!