И жизнь не ее, моя решается.
- Деточка, подумай… чего тебе среди боевиков-то делать?
Я прикусила язык: сдается мне, что не оценят тут правды, а лишь поводу для отказу сыщут. Уже вон ищут. Хмурится Люциана Береславовна, стучит коготочком по столу. Улыбается недобро Мирослава. Старушка глаза прикрыла, только пальцами шевелит, будто паучиха старая паутину плетет.
И разом похолодело внутри.
Нет уж. Не отступлюсь. И пальцы сами веревочку нашарили, на которую я монетку дареную подвесила, для надежности, стало быть.
- Вот, - сказала я. – Возьмитя. А я все одно боевиком стану…
И Фрол Аксютович усмехнулся, показалось, с пониманием…
6. Глава 6. В которой все ж таки решается судьба Зославы
Ох и не по нраву им пришлася монетка.
Мирославу перекривило аж, навроде того мужика мраморного, который коней держал, старушка налилась нехорошею краснотою, за сердце схватилася, заохала.
Люциана Береславовна и вовсе сделалась бледною.
- Все равно, - сказала она очень тихо, да только слух у меня от деда, а он в стоге сена мышиное гнездо по шубуршанию вытрапить способный был. – Это… невозможно!
- Будто бы у нас есть выбор, - также тихо ответила старушка.
- Он… он окончательно потерял край! В конце концов, этот его поступок… он явно свидетельствует о душевном нездоровье…
- Аккуратней, милочка. И у стен есть уши… но куда печальней то, что у нашего Мишеньки имеются покровители…
Старушка подняла меховой воротник, и речь ее сделалась вовсе неразличима.
- Но они разумные люди… и быть может, задумаются над тем, что слишком уж потворствовали его прихотям…
- И вы хотите сказать, что… - Люциана Береславовна склонила голову, разглядывая меня с этаким интересом. – Нет… все-таки это как-то совсем уж чересчур…
- Отчего? Мы лишь подчиняемся его воле…
- Но наследник престола и это… простите, недоразумение… на одном курсе…
- Именно, дорогая моя… недоразумение, которая, полагаю, в самом скором времени будет улажено.
Ох и не нравился мне энтот разговор. Вот вроде и слышу каждое словечко, а все одно ничегошеньки не разумею. Только чую, что не след мне от этаких беседов добра ждать.
- В следующий раз он, возможно, будет лучше думать, кому давать рекомендации… - Люциана Береславовна подвинула монетку ноготком и, обратившись уже ко мне, голосочком сладеньким, произнесла: - Это в корне меняет дело! И если вы уверены…
Не уверена.
Ни на грошик.
Да только не отступлю, потому как упрямая… и гордость княжеская, каковая прежде спала крепким сном, вдруг очнулася. Не могу я. Не сейчас. Не перед ними.
И я кивнула.
- Уверены… что ж, тогда, быть может, сразу и решим вопрос со специализацией? - Люциана Береславовна соизволила одарить меня улыбкой, да от тое улыбки, пожалуй, что и вода в речке замерзнуть могла. – Какое направление вас привлекает?
- А… какие есть?
Зажмуриться бы да и представить, будто бы я дома. Сижу на лавке, семки лузгаю да с девками о своем, девичьем, беседы веду, неспешные, важные. А бабка в доме хозяйствует и разговору нашу слушает. Завсегда слушает, только я о том подруженькам не сказываю, обидятся еще.
Бабка, ж она не специательно, а потому как слух у ея такой же вострый.
Затое и самовару она сама б затеяла, и кликнула бы всех…
Эх, хорошо дома…
- Всякие есть, - ответствовала мне Люциана Береславовна с тою же сладенькой усмешечкой. – Есть кафедра драконоборчества…
Я покачала головой: откудова в Барсуках драконам взяться? Нет, мужики поговаривали, что в тот год, когда война только-только отгремела, в наших лесах поселился змейник, да повадился скот таскать, баб пугать. Вот старосте и пришлося облавою на него идти, пока он, подросши, на людей не перекинулся.