Тварь больше не бесновалась, да и из клетки она вышла, села в пентаграмму, ноги скрестив, и теперь задумчиво скребла длинными когтями коленку.

- Я надеялся, что ты придешь, - она смотрела на Илью снизу вверх, и во взгляде ее не было больше безумия, лишь интерес.

- Я пришел.

Первой мыслью было – бежать.

Немедля.

Будить отца. Сказать, что выбралась она, что…

- Я тебя не трону, - тварь махнула рукой. – Присядь. Поговорим, пока этот горе-маг не явился… занудный он у тебя. Казалось бы, получил в руки источник древней мудрости, так сиди и радуйся, а он только и умеет, что бубнеть да вздыхать… и все мало, мало… но тут понимаю. Сам был таким.

- Кто ты?

- Кто я… интересный вопрос, правда? – голова матери перекатилась с плеча на плечо. Рот приоткрылся и из него выглянул кончик языка. – Тело ты узнал… кстати, не слишком-то приятное вместилище. Женщин я в принципе не люблю. Вечно у них то одно, то другое… у этой вот печень увеличена. Сердце пошаливает. Да… и с желудком беда. Еще полгодика и целители будут бессильны.

- Кто ты? – повторил Илья вопрос.

- Я – не она, это ты правильно думаешь. Я – дух, который тихо-мирно дремал себе, пока одной дуре не вздумалось искать справедливости… запомни, Ильюшка, самые большие глупости в этом мире делаются ради абстракция. Любовь. Честь. Справедливость опять же… выпустила… да… а изгнать силенок не хватило. Этот же возомнил себя некромантом… будто для того, чтобы им стать, хватит одной книжицы. Нет, книжица, не спорю, прелестная… и в мои темные времена за такую душу отдавали, но вот… голова на плечах быть должна… должна, да…

Существо тяжко вздохнуло.

- Он призвал меня. И заключил в это тело. А чего хочет – и сам не знает…

- Он?

- Ильюшка, - тварь погрозила пальцем. – Не притворяйся большим дураком, чем ты есть на самом деле. Ты ведь все прекрасно понял… кстати, девушку жаль, но зря она языком молола… могла бы еще и пожить… недельку-другую. Что ты смотришь так, с укоризной? Мне тоже питаться надо. Ты же не думаешь о том, что чувствовала себя свинья, которую ты давече вкушать изволил?

Тварь засмеялась.

А смех у нее неприятный, дребезжащий, и нисколько не похож на матушкин.

- Что здесь происходит?

- Интересный вопрос, - ответила она. – Поверь, я и сам не отказался бы понять… происходит то, что в руки твоему папочке попала одна вещь, которую защищали от многого, но увы, защиты от дураков так и не придумали. Он прочел. Кое-что выписал. И возомнил себя великим магом. Задумал ни много, ни мало, составить заклинание, которое бы духов подчиняло, таких вот…

Оно развело руки и хлопнуло себя по щекам, сильно хлопнуло, так, что на щеках остались красные следы.

- Нет бы чем попроще заняться… но ему же славы охота, желательно, мировой… да ты присядь, Ильюшка, присядь… спит твой папаша. И видится ему во сне признание… а что до работы его, то теория теорией… теоретик он знатный, тебе ли не знать. Когда ж до практики дело дошло, то и выяснилось, что по ту сторону не только духи водятся.

Глаза матери налились слезами.

- Ишь, мечется… душонка махонькая, что воробей, а не успокоится никак.

- Ты…

- Не я. Он меня призвал. И в это тело заключил. Как я понял, твоя матушка слишком много вопросов задавать стала. А это уже пришлось не по нраву твоему батюшке. Вот он и позвал ее… на опыт поглядеть.

Смех был хриплым, больным. А изо рта матушки хлынула черная кровь, которую дух отер рукавом хламиды.

- Повелитель… чтоб ему…

- Зачем сегодня он тогда…

- А что ему тебе, любопытному, ответить было? Что он матушку одержимою сделал? Или что сестрицы твои ныне уже не люди вовсе? Не пожалел дочек родных…