Ольга встретила его взгляд без колебаний, словно момент был давно предопределён. Она потянулась к нему, губы её раскрылись, будто цветок под солнцем, принимая его с чувственной решимостью. Почти мгновенно комбайнёр ответил тихим стоном удовольствия, погружаясь в её тепло.

Сзади приблизился второй комбайнёр – стройный, с движениями опытного танцора. Его тело отбрасывало длинную тень на влажные доски, и он без промедления занял позицию. В отличие от товарища, его сила была утончённой, но столь же ощутимой. Он обхватил бёдра Ольги с уверенностью давно известной роли и без задержки присоединился к первому в этом танце удовольствия.

Дашка, словно искусный дирижёр спектакля, проскользнула под Ольгу с грацией пантеры. Её руки легко и естественно скользнули по коже партнёрши, словно давно ждали именно этого места. Дашка оказалась прямо под ней, обеспечивая ощущение поддержки и тепла. Ольга вскрикнула – это был сигнал к новой симфонии ощущений.

Смесь удовольствий ударила по нервам главной героини сцены, вызывая вибрации почти музыкального характера. Она почувствовала себя центром стремительно раскрывающегося мира наслаждения. Каждое движение мужчин и прикосновение Дашки вызывало мгновенные реакции, подобные электрическим импульсам, проникающим в саму её сущность.

Машка принялась за работу веником, задавая ритм взмахами и поднимая волны горячего воздуха. Капли воды с берёзовых листьев падали благословенным дождём.

Ольга закрыла глаза, отдаваясь ощущениям. Жар бани смешался с жаром тел, создавая головокружительный коктейль чувств. Губы Дашки были нежны, как лепестки, контрастируя с грубой силой мужских прикосновений.

– О-о-ох! – вырвалось у неё, когда особенно удачный взмах веника совпал с глубоким движением.

Пар кружился вокруг сплетённых тел, превращая сцену в импрессионистскую картину. Михаил, державший камеру, почувствовал, что профессиональная отстранённость борется с первобытным возбуждением.

Ольга выгнулась дугой, а её крик удовольствия эхом разнёсся по бане. Это был не просто звук физического наслаждения – в нём слышалось торжество свободы и радость открытия новых граней себя.

Комбайнёры, сначала скованные необычностью ситуации, расслабились, найдя общий ритм. Их движения синхронизировались с ударами веника, создавая первобытную симфонию.

Пар сгустился до такой степени, что фигуры напоминали мазки кисти на полотне. Машка, размахивавшая веником с энтузиазмом дирижёра Большого театра, внезапно остановилась и провозгласила:

– Товарищи! Предлагаю сменить диспозицию! Как говорил великий Ленин, в каждой позиции есть своя диалектика!

Первый комбайнёр откинулся на спину на широкой лавке, его мускулистое тело блестело от пота и воды. Он устроился с комфортом человека, привыкшего к долгим часам в кабине комбайна, но теперь вместо рычагов его руки нашли более приятное занятие.

– Эх, – выдохнул он философски, – жизнь-то какая многогранная. Утром пшеницу убираешь, вечером… тоже своего рода урожай собираешь.

Ольга, с грацией балерины Мариинского театра в экспериментальной постановке, плавно изменила позицию. Она оседлала его с уверенностью наездницы, покоряющей дикого скакуна. Её движения были медленными и дразнящими, словно под музыку, слышимую только ей.

– Знаешь, – прошептала она, начиная покачиваться, словно спелые колосья на ветру, – это как управлять комбайном. Главное – найти правильную скорость.

Её бёдра описывали круги с математической точностью, то ускоряясь до стремительного галопа, то замедляясь до ленивой поступи. Комбайнёр под ней стонал с напряжением человека, выращивающего новую сельхозкультуру.