– Арина, останься! – говорит он после планерки, когда я вместе с остальными сотрудниками намереваюсь покинуть кабинет директора.

– Я уже вернулась к работе. Всё в порядке, – быстро отвечаю я в надежде, что Анатолий оставил меня только из добрых побуждений. Мне не хочется говорить с ним о том, что произошло, и тем более обсуждать, почему в том внедорожнике была я.

– Арина, может, всё же стоило отдохнуть ещё недельку? Восстановиться? – в его взгляде читается сочувствие. – Кир – отличный водитель. До сих пор в голове не укладывается, как такое могло произойти.

– Грузовик вылетел неожиданно, – отвечаю я. – Спасибо, Анатолий Андреевич, но, если вы не возражаете, я буду работать. Сейчас это лучший способ прийти в себя после произошедшего.

– Да, ты права. Похоже, вы с Киром родились под счастливой звездой, – натянуто улыбается начальник.

– Я могу идти? – осторожно спрашиваю я, нервно постукивая каблуком по полу.

– Да, конечно. Но если почувствуешь себя неважно, без разговоров уходи домой, – как-то слишком быстро говорит мужчина, после чего утыкается в монитор своего ноутбука.

– Спасибо, – ограничиваюсь лёгким кивком и встаю со своего места.

– Арина, – окликает Анатолий, когда я оказываюсь на пороге кабинета. Медленно оборачиваюсь. Во глазах Анатолия читается нежность и забота отца, которого у меня никогда и не было. – Ты мне очень нравишься, и мне бы не хотелось, чтобы ты страдала. Я не спрашиваю, что ты делала у него в машине вечером, во внерабочее время, но могу догадаться. Просто хочу сказать: не строй напрасных иллюзий, чтобы не остаться с разбитым сердцем. У него есть невеста.

– Оно и так давно разбито, – бурчу тихо.

– Есть ещё кое-что, – продолжает он. – У Кирилла диагностировали некоторые нарушения в функции работы головного мозга.

– Что это значит? – Чувствую, как начинает пульсировать в висках.

– Провалы в памяти. Кирилл многого не помнит, в том числе и почему с ним в машине ехала ты. – Анатолий нервно потирает руками лицо. – Он вообще, чёрт подери, плохо помнит о событиях прошедшего месяца.

– Она вернется? – с придыханием интересуюсь я.

– Кто? – удивляется мужчина.

– Память, – растерянно смотрю перед собой.

– Не имею ни малейшего понятия, – устало отвечает он.

– Возможно, это и к лучшему, – тихо произношу я.

– Арина, было что-то важное до аварии? – прямо спрашивает Анатолий Андреевич. – Возможно, вы говорили о чем-то?

– Да, – выдавливаю из себя. Я совсем не умею лгать.

– Он сейчас очень слаб. Если ты считаешь это действительно важным, выжди некоторое время. Врачи советовали в ближайший месяц не наседать на него с воспоминаниями и проблемами. Ему нужно восстановиться, чтобы постепенно вернуться к прежней жизни.

– Я согласна с вами. Мы поговорим позже. – Я закрываю дверь кабинета и прислоняюсь к ней спиной. Глаза щиплет от нового потока слёз, готового безжалостно обрушиться на меня. – Вернее, никогда.

***

Дни летят один за другим, складываясь в недели, и за это время я полностью погружаюсь в рабочий процесс, стараясь игнорировать внутренний голос, который отчаянно кричит о желании увидеть Кирилла хоть одним глазком. Только благодаря сотрудникам, которые то и дело шепчутся по углам, мне становится известно, что Воскресенский довольно быстро идёт на поправку.

Сегодня я опаздываю на работу, но даже в спешке мне удается заметить, что в офисе слишком оживленно. Передо мной стоит довольно много задач, поэтому, игнорируя общую шумиху, усаживаюсь на свое место и открываю рабочий блокнот. Пробегаю глазами по записям, выделяя первоочередную задачу. Некоторые из коллег посмеиваются надо мной из-за того, что я по старинке всё важное конспектирую на бумаге. По мне так это удобнее. Но, как говорится, каждому своё.