Ее щеки от моего взгляда из болезненно белых становятся пунцовыми, но она тараторит дальше:

               – Мне надо было уйти, а Оле нельзя было подходить к двери вообще, не то, что разговаривать с кем-то и впускать в квартиру.

               – Хорошо.

               После моих слов напряжение отпускает фигуру девушки, и она, обмякнув, спрашивает меня:

               – А вы… Ты... Вместе учишься с Димой?

               – Да.

               – Ну да, он сейчас… Мало с кем общается. Ну после всего…

               Ее взгляд теряется где-то в дымке прошлого, и я решаюсь задать этот тяжелый вопрос:

               – Что случилось с вашими родителями?

               – Разбились на машине, – глухо откликается Даша.              

               – Когда?

               – В ноябре...

               Я считаю в уме – полгода назад.

               Девушка, не желая распространяться на болезненную тему, переводит разговор:

               – А… ты... давно с ним знакома?

               – Нет.

               – Значит, ты его совсем не знаешь… Ну какой он на самом деле... Был.

               Чувствую, как от любопытства загораются мои глаза. 

               – Так расскажи!

               Она прячет взгляд в своих ладонях и бормочет:

               – Он сердиться будет.

               Мне необходима, как воздух, любая информация о Кречетове, и я пытаюсь ее сломить своим главным доводом:

               – Я не скажу ему об этом.

               Даша испытующе смотрит на меня и внезапно, словно отбросив свои сомнения, улыбается, и задумчиво начинает:

               – Раньше он был… 

               – Балбесом! – решительно вставляет Оля, потерявшая всякий интерес к игрушкам и, развесив уши, с жадностью поглощающая наши разговоры.

               Девушка бросает укоризненный взгляд на сестру и выдает свою версию.

               – Веселым! Шутил много, улыбался и… 

               – Был бабником… – продолжает малышка.

               Даша качает головой, произнося:

               – Любимцем девчонок. 

               – У нашей двери его подружки стояли, – закатывая глаза, заявляет девочка.

               – Скажешь тоже!

               – Я видела! – возмущается она оттого, что ее слова подвергли сомнению.

               Улыбаюсь. Да, такого Кречетова мне трудно представить.

               – А куда сейчас делись... все эти девчонки?! Разогнал?!

               Даша пожимает плечами.

               – Потихоньку все сами испарились, после... Дима ведь так изменился. 

               Потом поразмышляв пару секунд, добавляет:

               – Да и времени у него сейчас на них нет. Он же учится и работает.

               Я киваю, показывая, что хоть в чем-то я в теме.

               – Да, занимается репетиторством.

               – Не только. Он еще на мойке в Европолисе подрабатывает... в последнее время. 

               Видя, что для меня это неожиданность, девушка поясняет:

               – Бабушка заболела, ей лекарства нужны, вот он и устроился.

               Сейчас я очень отчетливо понимаю про параллельные прямые, про которые он вчера мне говорил. Если бы не этот дурацкий спор, я бы так и летела по накатанной между салонами, магазинами и счастливой ничем не обремененной жизнью и даже не имела представления, что у кого-то может быть по-другому. Что кому-то надо не только закрывать сессию, но и обеспечивать свою семью… Ежусь от прилипшего ощущения никчемности и бесполезности и впервые в жизни думаю, что кайфовать от счастливого лотерейного билета, выданного мне судьбой, уже как-то не хочется.