Тяжелый вздох раздается на весь кабинет, перетекает в обреченный смех. Я чувствую себя запертой в палате дурдома наедине с особо опасным психом.

- Ну, что ж, полистай картинки, принцесса, - снисходительно усмехается он. Резко разжимает пальцы, и от неожиданности я тоже ослабляю хватку и чуть не роняю папку на стол. – Не потеряй ничего и не залей каким-нибудь банановым рафом, - выплевывает издевательски.

Его пренебрежительный тон больно ранит, от заносчивого взгляда хочется спрятаться. Чтобы не расплакаться, как обиженный ребенок, чьи старания не оценили, я включаю режим стервы. Обычно он действует безотказно.

- Какие познания, Ярослав Владимирович. Не знала, что таксисты разбираются в кофе. В вашем понимании есть только черный и «три в одном», - парирую я, прижимая к себе проект, как сокровище. Не понимаю, зачем так борюсь за него, если изначально даже не собиралась вникать в курс дела? Наверное, из вредности. Мой несносный характер как вечный двигатель. Именно он становится катализатором всех поступков, необязательно логичных.

- Как много внимания вы уделяете моей профессии, Таисия Власовна, - подозрительно ровно и спокойно произносит Яр. Преувеличенно вежливо. Обращается на «вы». Тем временем вокруг нас витает скрытая злость, которую он щедро источает в атмосферу. – Признайтесь, у вас какой-то пунктик в личном дневничке, связанный с водителями? Откровенные фантазии? Незакрытый гештальт? – делает паузу, чтобы нанести сокрушительный удар по моей неопытности: - Если уж совсем припечет, обращайтесь… Закроем.

Я распахиваю рот, чтобы возмутиться, но так и замираю, осознав, что мы стоим слишком близко. Его рука на моей талии, а я не помню, как она там оказалась, горячее дыхание – на моих губах, и я не знаю, что с этим делать. Между нами лишь несчастная папка, которую я трясущимися руками прижимаю к груди. Наши лица все ближе. Порочные картинки несуществующей ночи, которые измучили мой разум, врываются в реальность.

Яр поднимает руку к моей шее. Возможно, чтобы придушить в ярости, но у меня напрочь отрубает критическое мышление. Остаются первобытные инстинкты. Кожу покалывает от прикосновения теплых пальцев, сонная артерия неистово пульсирует в предвкушении, кипящая кровь лавой течет по венам.

Меня трясет как в лихорадке. Это простуда. Я подхватила смертельный магаданский вирус.

Не могу больше…

Прикрываю глаза, размыкаю губы… Ловлю его рваный выдох.

Дежавю. Мурашки под кожей бьются в экстазе. Грань между сном и явью стирается.

Я застываю в ожидании поцелуя, но…

- Идем есть, - вдруг строго командует Яр и, поддев согнутым указательным пальцем мой подбородок, довольно грубым жестом закрывает мне рот. Клацаю зубами. – Голодная женщина, слюной пол закапаешь.

Я четко слышу в его фразе скрытый пошлый контекст, от которого щеки вспыхивают и краснеют, как если бы их снегом натерли. Боюсь посмотреть ему в глаза и встретить ехидную насмешку, но когда я рискую поднять ресницы, то вижу лишь мощную спину, стремительно отдаляющуюся к выходу.

- Жду на улице, - хрипло бросает Яр, не оглядываясь. Захлопывает за собой дверь.

- Что это было? – тихо спрашиваю у Саныча. Паук, конечно же, не обращает на меня внимания. Он невозмутимо обследует свой новый дом. Тесный, как жилье для молодой семьи по ипотеке. – Прости, я случайно, - оправдываюсь перед ним. – Тьфу! Совсем чокнулась!

Скоро я отвыкну от цивилизации. Не замечу, как и сама поселюсь в лесной избушке, окружив себя живностью. Это заразно, как вирус. Передается через поцелуи с местным Йети.