Сердце в груди колотиться как бешеное. Она ведь точно не спустит мне опоздание с рук. И неважно ей, что меня задержало. Потоп? Пожар? Дтп? Да хоть сам дьявол из преисподней. Елена Николаева не принимает во внимание ничего, кроме голых фактов, а ещё цифр.

И пусть паника накрывает меня с головой, я все же не решаюсь с хода ворваться в кабинет. Так и застываю с протянутой рукой для стука, в голове перебирая достойное оправдание своему опозданию.

Может, сказать, что в поликлинике была? Хотя, нет, справку потребует. Или лучше — у директора… Тоже мимо, ведь не поленится же, даст нам какую-нибудь контрольную и пойдет узнавать. Ещё и весь класс потом меня до конца года винить за это будет.

Что же придумать? Что же…

– Бу, – звучит довольно громкое прямо у моего уха, и я с перепугу дергаюсь вперед. А там дверь, а ещё — моя вытянутая рука, которая от соприкосновения с деревянной поверхностью тут же начинает пульсировать от боли.

– Думала сбежать от меня, новенькая? – самодовольно хмыкает Костров, пока Артур глушит свои смешки, прикрывая рот кулаком.

– Ты точно чокнутый, – шиплю больше от боли, чем от настоящего испуга. – Я…

Договорить не успеваю, дверь, о которую я так благополучно шандарахнулась не больше чем половиной минуты ранее открывается внутрь и оттуда виднеется грозный вид Елены Николаевны.

Руки ее сложены на груди, одна бровь приподнята, а строгий пучок привычно коронует макушку.

– Так-так-так, кто тут у нас… – она обводит цепким взглядом сквозь очки в тонкой оправе нашу нелепую троицу. – Костров, Терентьев и… надо же, Романова. Вот уж от кого, но от вас я такого не ожидала. И не стыдно?

– Я все объясн… – пытаюсь взять на себя слово, но внезапно меня перебивает Марк.

– Елена Николаевна, а вам не стыдно? Отчитывает нас так, словно мы совершили грубейшее правонарушение. Ну опоздали, с кем не бывает? Никто не умер, все живы, здоровы. Радовались бы лучше, что вам за наши болячки не влетит, – тон голоса Кострова какой-то холодный, я бы даже назвала его колючим. Только услышав его, мне тут же захотелось съежиться, словно посреди школьного коридора задули северные ветра.

– Что вы себе позволяете, Костров? – шипит математичка, ее глаза от гнева становятся похожими на две щелочки.

– То, на что имею полное право. Или вы забыли, чьей заслугой стали повышенные тарифы оплаты часов преподавателей точных наук?

По лицу Елены Николаевны сразу становится ясно — не забыла. Более того, она совершенно точно в курсе того, чья семья из собственного кармана оплачивает хотелки преподавательского состава.

Она — да. А вот я-то не знала об этом!

– Делайте, что хотите. Но в класс я вас не пущу, – разъяренно заявляет математичка и захлопывает дверь, едва не прищемив ею полы моей юбки, я только и успеваю, что отскочить.

В воздухе повисает пауза. Я смотрю поочередно то на каменное лицо Марка, то на застывшее в выражении ехидства — Артура. Последнего, кажется, вообще ничем не пробить.

– Во она выкусила, – словно для профайла заявляет Терентьев и всё-таки смеётся. Громко, в голос.

– Ты чего задумчивая такая? Жалеешь, что на алгебру не попадешь? – с долей высокомерия интересуется у меня Марк.

Кажется, я действительно слишком глубоко ушла в свои мысли, что даже не услышала, как парни, вероятно о чем-то договорившись, собирались уйти восвояси. Костров даже успевает за это время на несколько шагов уйти вперёд по коридору.

– Нет, но…

– Но?

– Твои родители действительно так в открытую подкупают учителей?

– А были сомнения?

А ведь они действительно были. Ведь несмотря на все это — Марк далеко не отличник. Он и на уроки-то не часто ходит. Неужели, его семье так важно, чтобы Костров доучился до одиннадцатого класса?