Все превращались в текущих самок, и юные, и воспитанные. И даже такие, которых в прошлые века блюли строгие отцы. И даже набожные монашки.

Но не Марина. Упертая сука. С иммунитетом гребаным.

И губы ее оказались именно такими, как я представлял. Пухлыми и до эйфории сочными. Как вино, блядь. Игристое полусладкое.

Я сминал их как маньяк, дурея от вкуса и мягкости. Жрал изнутри и снаружи, не мог насытиться.

И запах ее рта – как контрольный мне в голову. Прострелил неожиданным воспоминанием о другой девице, которую я несколько лет назад с удовольствием распечатал.

Схожий вкус поцелуя у той был, словно она минуту назад клубникой со сливками объедалась и сладким шампанским запивала. Пьянящий.

Та тоже меня тогда продинамила, и я очень долго поверить в это не мог. Искал ее, все связи свои поднял. Поисковые заклинания применял.

Да только для них вещь ее нужна, а у меня ничего не осталось. И комнату приватную прибрали давно, когда я вернулся волосок с ее головы поискать.

Она как сквозь землю провалилась. Никто не видел ее, не знал. Охранники лишь пожимали плечами: девок в масках они поголовно не считали.

И имя она назвала мне левое, и сутенера у нее никакого не было. Пришлая баба, хрен знает откуда в клубе взялась, и так же бесследно исчезла.

След в памяти оставила – как неудача, как упущенная возможность. Как призрак прошлого, промелькнувший яркой звездой.

Тогда я тоже дурел от сладости ее рта. Вылизывал и охреневал оттого, что первым у нее оказался. Пил вздохи как нектар и не мог никак голод утолить. Развращал, размазывал под собой, до упора узость ее девственную заполнял и шалел от того, как сильно и красиво кончала.

Для первого раза – просто охрененно чувственно! Когда б попривыкла, у нас был бы вообще охуенный секс.

Я женщин, от которых сразу вело, встречал не так уж и много в жизни. На которых вставал как ни на какую другую. И юных-неопытных, и распущенных, и даже замужних.

Но трахнешь их разок – и морок спадал. Обычная баба оказывалась, похожая на любую другую. И повторять больше не хотелось.

Вот та девица была из породы тех, кого бы трахнул снова.

Уверен, что и Маринка одним разом не отделается. Уже сейчас понимал, что захочу ее долго и планомерно растлевать, пока сама на меня заскакивать не начнет.

Вот, может, тогда она мне и надоест. Но до тех пор – моя будет до последней клеточки.

Попалась, сучка, никуда не денется. Надоело мне выжидать в засаде, пока она до кондиции дойдет. Зверь вышел на охоту, так что конец близок, детка.

Поэтому ее обвинение в насилии меня нереально выбесило! Рот я ей заткнул поцелуем, а как из головы теперь это дерьмо вытравить?

Сучара дернулась в сторону, но я не дал, бедром к стенке прижав. Вот так, распятая и текущая, она мне нравилась куда больше ледяной стервы за стойкой администрации, взирающей на меня как на низшее существо, всю жизнь ей испоганившее.

Ну же, Мариночка Вячеславовна, попроси меня…

Теперь я действовал умнее, лаская и сжимая чертовы гладкие бедра везде, кроме жаждущей промежности. Надавливал со знанием дела на чувствительные места, вырывая очередной стон, и уходил в сторону, не давая получить разрядку. Мучил до изнеможения.

Губы целовал, удерживая за волосы на затылке. Марина пыталась отвернуться, укусить даже в запале, но потом вдруг отвечала, поддаваясь моему опыту и настойчивости.

И отвечала так жарко и ненасытно, что аж бошку вело. Разум выключался, инстинкты брали верх, и я балансировал на опасной грани, аж искры из глаз. Боль в члене такая, словно он лопнет сейчас нахрен.