- Вот! – удовлетворённо крякнула хозяйка, разворачиваясь обратно в дом. Пара мужчин отошла подальше, и их препирательства стало трудно различать. – Таков мой муж всегда: ни за что своих в обиду не даст, хоть перед герцогом его поставь, хоть перед королём.

- Хороший человек, - согласилась я.

- А этот святоша всё каркает, как ворон старый, всё беды пророчит да кличет. И что ни проповедь – то об одном: мол, бабы глупые, головы пригните да место своё знайте, а место ваше последнее. И вся деревня в бедноте прозябает лишь потому, что… - даже пребывая в возбуждённом раздражении, женщина осеклась на полуслове и, как-то странно глянув в мою сторону, вздохнула и постаралась перевести тему в другое русло:

- Пойду, госпожа, гляну, как дети: не напугались ли.

- Катарина, прошу тебя, не уходи от разговора. Мне важно знать, что происходит, а никто ничего не говорит.

- Да как же можно, матушка, такое произнесть?

- Не просто можно, дорогая, а очень нужно. Ты к ребятишкам загляни, проверь, чтобы душа была спокойна. А потом с мыслями соберись да всё как есть мне расскажи. Потому как, чувствую, что крепко нас тут всех обманывают. Разбираться надо. Сперва с тобою всё рассудим, потом и к мужикам идти будет можно.

Женщина вернулась из детской буквально через пару минут. Села напротив меня, расправила юбку на коленках:

- Ну, спрашивайте, госпожа. Поклялась вам в верности перед богом и людьми, так исполню любую просьбу. Только и вы уж на правду-то не гневайтесь.

- Давай по порядку. Святой отец настраивает деревенских против меня?

- Как есть истина ваша, госпожа. Вам ведь, высокородным, на проповедь ходить да звезду Строгорна носить не обязательно, - без упрёка, а просто как очевидную данность раскладывала передо мной факты собеседница:

- Потому как вы с рождения Великим благодатью его отмечены, за то и власть вам над людьми дана, и храм посещать по своему желанию дозволяется, а молиться богу нашему в мыслях. А вы бы хоть разок пришли да послушали, что отец Бевье изо дня в день людям внушает.

- Что говорит, повтори подробно.

- Так, то и дело талдычит, мол, негоже женщине владением таким управлять. От недоумия бабского и не иначе как порочности её природной селение погрязло в нищете. И покуда хозяин новый у нас не появится, так и будем задыхаться в голоде и лишениях.

- А народ что?

- Да что… уши развесит и верит. Мало кто таков же, как Боуль, способен против слова церковного своё сказать. Только и он, признаться…

- Что? Не очень надеется, что я могу исправить наше бедственное положение?

- Да, госпожа. И то сказать… - собеседница стрельнула в меня чуть виноватым взглядом.

- Твой староста – мужчина справедливый, зазря плохого думать не станет. Значит, есть у него основания так считать. Я поняла. Только теперь и ты пойми, что управление хозяйством поручено человеку, которому за то деньги платятся. Да, видать, не тому я доверилась. Лукавит Домиел, на каждом шагу врёт.

- Ну, этот ваш Домиел и Боулю моему, и мне не по сердцу: ушлый, изворотливый, как змей. Но разве ж можно ему госпожу свою обманывать?

- Отчего же нет?

- И то правда, - согласилась Катарина. – А мы-то здесь в полной уверенности, что вашими приказами дела в деревне вершатся.

- И решения эти мудростью не отличаются. – подытожила я.

- Что есть, то есть.

А скажи мне ещё, как на духу, Катарина: мог ли кто из деревенских конюшню мою поджечь? Наслушаться, например, речей отца Бевье, разозлиться на меня за долю свою тяжкую, да и попытаться таким путём решить проблему всего поселения?

- Что вы, матушка, бог с вами! – как-то даже испуганно всплеснула руками женщина, - даже мысли такой допустить невозможно.