Я смотрел на неё и ненавидел всё, что нас окружало. Этот маленький убогий дом. Стены с облупившейся краской. Чёрт, я даже ненавидел ту посуду, в которой мать разливала суп, сваренный на остатках крупы.

И тогда я поклялся себе: я не стану таким, как все эти люди вокруг. Никогда.

Когда ты работаешь в мастерской, это становится частью тебя. Масло въедается в руки, в одежду, в твои сны. Ты часами стоишь над машиной, сжимаешь гаечный ключ, пока пальцы не начинают ныть, а спина не просит пощады.

Я ненавидел это. Но я знал, зачем я здесь. Это не работа. Это мой шаг вверх. Каждый заработанный рубль – это кирпич в фундамент того, кем я собираюсь стать.

Клиенты думали, что могут орать, хамить, бросать деньги, как подачку. Иногда хотелось им сказать: "Да пошли вы на хрен". Но я молчал. Работал. Терпел. Потому что у меня был план.

На факультете я был лучшим. Не потому, что умнее всех. А потому, что знал, зачем мне это. Я смотрел на этих богатых сынков, которые приезжали на дорогих тачках и думали, что весь мир у их ног. Они шли в юристы, чтобы продолжить папочкины династии. А я шёл в юристы, чтобы вытащить себя и свою мать из этой ямы.

Когда они шли пить кофе или жаловались, что преподаватели задают слишком много, я читал. Учился. Дышал этими законами, запоминал каждую строчку. Они даже не понимали, что их жалеют. А меня – нет. Я был для них просто бедным пареньком, которому повезло.

Но, чёрт возьми, я обойду их всех.

Я увидел её в тот вечер, и всё, что я знал о себе, просто сгорело нахер. Все эти планы, контроль, хладнокровие – всё обрушилось в одно мгновение, как только мой взгляд зацепился за неё.

Она сидела у барной стойки, держась так, словно её здесь быть не должно. Чёрное платье подчёркивало её фигуру, но это было не главное. Её взгляд. Эти зелёные глаза смотрели сквозь людей, как будто она давно утратила интерес ко всему, что её окружает. Как будто весь мир превратился для неё в какую-то пустую декорацию.

Я не знал, что её сломало. Но я хотел узнать.

Каштановые волосы, собранные в аккуратный пучок, тонкие пальцы, сжимающие бокал. Она выглядела так, будто хотела раствориться, стать невидимой.

И это меня бесило.

Какого чёрта ты делаешь вид, будто тебя нет? Какого хрена пытаешься исчезнуть, когда я вижу тебя насквозь?

Я не мог просто уйти. Мне нужно было больше.

Когда я подошёл, она вздрогнула. Её взгляд встретился с моим, и я почувствовал, как это напряжение между нами, эта невидимая струна натягивается до предела.

– Можно вас угостить?

Её губы дрогнули, но она быстро взяла себя в руки.

– Вы? Серьёзно?

Она пыталась выставить щит. Холодность, лёгкая усмешка. Но я видел, как её пальцы чуть сильнее сжали бокал.

– А что? Вам не часто делают такие предложения?

Я не отводил взгляд, наблюдая за её реакцией. Она подняла бровь, чуть усмехнулась, но я видел, как эта усмешка трескается.

– Редко. Особенно от тех, кто младше меня на лет… двадцать.

Её слова были сухими, колючими. Она хотела оттолкнуть меня этим. Но я только улыбнулся.

– А я младше? Я не заметил.

Я видел, как её щеки слегка порозовели. Она отвернулась, но я знал, что зацепил её. Она могла делать вид, что ей всё равно, но её тело говорило другое.

Это была борьба. И я собирался её выиграть.

Когда я взял её за руку, она не сопротивлялась. Её ладонь была тёплой, чуть влажной. Я чувствовал, как её пальцы напряжены, но она не выдернула руку.

Мы оказались на танцполе. Музыка оглушала, свет бил в глаза, но я видел только её. Её зелёные глаза, которые смотрели на меня, как будто я был для неё опасностью.