Свекровь резко махнула на меня рукой и пошла дальше. Я ощутила дрожь и холод, будто мне дали пощечину ледяной рукой.

Придя домой, первым делом мы нашли коробку, я посадила в нее голубя, поставила миску с крупами, налила воды. Птица начала активно клевать, не стесняясь нашего присутствия. Во мне промелькнула искра радости и надежды, я уже давно не испытывала такого чувства.

– Доченька, пойдем, не будем ему мешать, – я погладила Соню по спине, и мы вышли с лоджии. – Давай хорошенько помоем ручки, и обещай без меня на лоджию не выходить. Договорились?

Дочь смотрела на меня и одобрительно качала головой. Я думала, что нужно быстрее поужинать, а потом обработать рану голубю. Зная, что птицы могут быть переносчиками разных опасных заболеваний, я размышляла, как лечить рану, не подвергая себя и ребенка опасности.

Пикнул телефон. Это свекровь прислала мне ссылку на статью под названием «Дети и голуби», в которой говорилось о разных болезнях, таких как орнитоз, листериоз, гистоплазмоз… Я набрала ответное сообщение: «Насколько мне известно, все эти болезни излечимы, а вот бич нашего времени – „синдром жестокого сердца“ – это посерьезнее будет, даже врачи не знают, что с этим делать…» Здесь я вспомнила, как муж советовал мне не обращать внимания на его мать, делать скидку на возраст, и удалила сообщение, решив совсем не отвечать, а то вдруг еще давление у нее поднимется. «Все равно мы с ней никогда не понимали друг друга и, скорее всего, уже никогда не поймем», – пронеслось в голове.

Соня удивительно быстро все съела, не канючила, как обычно, видимо, ей не терпелось понаблюдать за лечебными процедурами. Звонить в ветклиники было бесполезно, в пятницу вечером уже ни одна не работала. Поэтому я решила воспользоваться советом одного ветеринара, который говорил: «Если не знаешь, чем лечить животное, – лечи как ребенка».

– Дочь, неси ватные диски, перчатки, хлоргексидин, лечебный порошок и маску.

Этот набор у нас всегда был под рукой. Соня безупречно справилась с заданием и наблюдала за мной, я попросила ее не подходить близко.

Надев маску и перчатки, я аккуратно взяла голубя и понесла в ванную, вымыла лапки, накинула на нижнюю часть туловища и тонкие ножки старенькое полотенце, так чтобы он меня не поцарапал. Меня во второй раз поразила глубина его спокойствия, а его осознанный взгляд я не забуду никогда, такой даже у людей встречается нечасто. Я ощущала какую-то сюрреалистичность происходящего. Глаза буквально кричали: «Жить! Я хочу жить!» Он смотрел на меня, будто хотел спросить: «А ты хочешь жить?» Мне даже стало неловко. Рана успела подсохнуть и превратилась в большую болячку, часть перьев правого крыла прилипла к ней. Я обработала больное место хлоргексидином, освободила крыло, затем присыпала антибактериальным порошком.

– Ну вот, готово! Ест, водичку пьет, глаза горят, значит, жить будет! – произнесла я, записывая на телефон короткий ролик, просияв от радости. Софийка, как его назовем?

– Может, Голубка?

– Голубка – это же девочка, а мы точно не знаем, кто это, девочка или мальчик.

– Мам, ну пусть Голубка! – настаивала дочка, притопывая ногой.

Я озадачилась вопросом определения пола по внешним признакам птицы. Мне стало интересно, сколько живут голуби. Загуглила. Оказалось, что они могут жить аж до тридцати пяти лет, по-моему, это достаточно много. «Птица может быть моей ровесницей, но в этом случае ее дни уже бы подходили к концу. Нет, слишком бодрый у нее взгляд, с огоньком». Стала разбираться с внешними признаками: окрасом, формой головы, толщиной грудки, длиной шеи и лап. Запуталась и прекратила это бессмысленное занятие. «Какая мне разница – голубь, голубка, – лишь бы птица поправилась. Голубка так Голубка».