– Сынок, дай бабушке раздеться. – Аля, помогая, взяла из рук свекрови большие пакеты. – Снова что-то принесли, Светлана Дмитриевна, балуете вы нас! Конечно, мы вас не забыли и всегда вам рады.

– Ну что, где мои фиалочки в сахаре? – Светлана Дмитриевна решительно прошла в комнату. – Где мои дорогие анютины глазки3? – заворковала она, склонившись над детской кроваткой, заглядывая в синие глаза новорожденной внучки Анечки.

«Наконец-то свежий воздух», – думала я, выходя с работы. Он помог облегчить приступ головокружения, но голова по-прежнему болела, последнее время мое самочувствие было так себе, легче становилось только в выходные, когда можно было не думать о цифрах, планах и показателях. Я неспешно шла, наблюдая за происходящим вокруг. Взгляд запечатлевал фасады обшарпанных зданий, унылые лица людей. Влажный холодный воздух пробирал до мурашек, обувь неприятно утопала в апрельской грязной массе. На душе было тоскливо и грустно. Все тот же маршрут. Рядом с детским садом, на валу, росли огромные сосны, но я почему-то не чувствовала их аромата.

Зачем только я тогда согласилась временно переехать в этот маленький город мышиного цвета… Всего лишь шестой час вечера, а на улице почти никого не было. После работы люди старались быстрее забрать детей, заскочить в магазин, приготовить ужин, выучить с чадом уроки и лечь спать. Все повторялось изо дня в день, выходные тоже были наполнены какой-то суетой.

Я, как всегда, позвонила мужу.

– Привет, Моятка! Заявление написала? – немного взбодрил меня голос мужа.

– Марк, ну это ты такой шустрый, а я пока не решила окончательно, да и мама уговаривает не уходить, думаю еще…

– Как по мне, не нравится – уходи, найдешь чем заняться, – подытожил супруг. – Задержусь, моя, сегодня пробка из города.

Марк так и работал в Нижнем Новгороде, ездил туда пять раз в неделю, минимум три часа из жизни каждый день тратил на дорогу. Казалось, что все нормально, все идет своим чередом, но я ощущала себя странно, какая-то тяжесть будто давила на мое сердце. Я периодически глубоко вздыхала и пыталась понять, что же со мной не так. Почему я все вокруг стала видеть в приглушенных тонах, точно перед глазами повисла пелена? Иногда мне казалось, что туман преследовал меня повсюду, опережал и не давал разглядеть дорогу вперед.

– Мам, погуляем сегодня? – спросила дочь при встрече.

– Хорошо, только недолго, погода не очень, – накручивая на указательный палец вьющийся локон дочери и поцеловав ее в щечку, ответила я.

Взявшись за руки, мы направились ближе к дому. По пути зашли на детскую площадку, по периметру которой росли деревья и кустарники. Соня любила прятаться за ветками боярышника, собирать сосновые шишки и разглядывать воронье гнездо на высокой березе. Сегодня дочь качалась на качелях дольше обычного. Я видела, как она летает в воздухе почти полусолнцем, но смотрела на нее никак не реагируя, хотя раньше бы уже бежала останавливать качели.

В памяти всплывали советы окружающих, коллег и родных. Они часто рекомендовали не принимать происходящее вокруг близко к сердцу, не обращать внимания и меньше переживать. В последнее время я чувствовала, что во мне что-то охладело, точно меня заморозили или законсервировали. Даже милые розовые щечки, мягкие русые кудряшки, нежные ручки и задорная улыбка дочери не могли меня расшевелить. Я будто спала наяву. Только сердце давало понять, что я жива, оно то замирало, то начинало бешено колотиться.

– Сонечка, нам пора! – спокойно обратилась я к дочери.