— Тебя не спросила, — резко ответила я и вырвала руку из его крепкого захвата, стараясь не думать, что даже такое грубое прикосновение Романа вызывало у меня трепет. Такой постыдный и неправильный. 

В коридоре я захватила заранее подготовленную сумку и ключи.

— Пойдемте. — Протянула Маше руку и покинула квартиру. 

В клинике мы управились очень быстро, а Маша даже не стала спрашивать, почему у нее не взяли кровь, а просто повозили ватной палочкой во рту. Словно, несмотря на свой возраст, она и так все понимала. Или мне просто так казалось. 

После я попросила Рому подбросить нас до ближайшего торгового центра, но мужчина недовольно на меня посмотрел, заставляя замолчать и смиренно ждать, куда же он нас доставит. В итоге приехали мы к какому-то небольшому ресторану. 

— Тут тихо, хорошая кухня и есть отличная игровая зона для детей и аниматоры, — быстро произнес Рома, выходя из машины. 

Он тут же открыл заднюю дверь и вперед меня отщелкнул ремень безопасности на детском кресле, в котором сидела Машуня. Откуда оно взялось в автомобиле Романа, я даже спрашивать не стала. Не мое дело, тем более при наличии маленьких брата и сестры. 

Затем Рома помог Маше выбраться, подхватывая ее на руки: машина была высокой, ребенку было бы тяжело с неё спрыгивать. Маша тут же обняла Рому за шею, а он не стал ставить ее на ноги, так и понес к входу в ресторан и только там опустил ее пол, уже по ее просьбе, потому что Маша хотела выбрать нам столик сама.

Я же крепче сжала ремешок сумки на плече, стараясь не думать о том, как все это было мило, тепло и больно. Опять больно! Казалось, я за прошедшие годы срослась с этим словом намертво, ведь оно преследовало меня день за днем и я должна была привыкнуть, но не тут-то было. Подсознание подкидывало картинки того, как все могло случиться, если бы…

 Только вот история не терпит сослагательного наклонения.

Так и с нами. Того, что я лишила Рому и Машу друг друга, уже не исправишь. И кому какая разница, что я была тогда настолько невменяема и обозлена, что именно в Роме я видела основную причину своего отказа от ребенка. Смотреть на Машу я не стала, боясь привыкнуть к ней, передумать, осознать... 

Я тогда понимала, что не смогу скрыть ребенка ни от Марка, ни от Ромы, а потому хотела лишить их этого. А в итоге сама лишилась самого ценного, что только может быть в жизни женщины, — собственного ребенка.  Понимала ли я все это тогда? Конечно же, нет. У меня вообще полгода перед родами и полгода после них прошли как в тумане. Лишь потом длительная работа с психологом разложила все внутри меня словно по полочкам, я многое переосмыслила и поняла. Но проще от этого не стало ни капли. 

А потому, увидев, как трепетно Рома прижимал к себе Машу, а она крепко обнимала его шею своими маленькими ручками, я медленно сходила с ума. 

Весь завтрак тире обед, потому что по времени наш прием пищи не подходил ни туда, ни туда, я молчала, пытаясь не потерять линию разговора. Болтали Маша и Рома. 

Скольников разговорил ее на удивление легко. Сразу было видно, что опыт общения с детьми у него имелся. И если поначалу его либо сковывало неприятие ситуации, либо просто ему требовалось некоторое время на осознание, что Маша действительно его дочь, то сейчас он спокойно спрашивал ее и про любимые игрушки, и про мультяшных героев, на удивление зная по именам даже некоторых пони из любимого Машиного мультика. 

Чем, кажется, расположил ее к себе окончательно, а потому она довольно выложила ему и про огромное количество ее не менее любимых Лол, что она оставила дома, и про то, что скучает по Галюше, Мите и Ильдарчику — их маленькой банде, которой они общались в детском саду, не особо контача с другими детками. У них и так-то группа была небольшой, только для жителей поселка, в котором находился их дом. А поселок был закрытым, и жили там лишь обеспеченные люди. Еще Маша пожаловалась Роме на то, что уже давно хочет познакомиться с Катюшей и Севушкой.