Я кивнула. Зонда сначала подержала ладонь над бровью, а потом тесно прижала к лицу. Лесек зашипел от боли. Дернулся, чтобы убрать руку, но Зонда прикрикнула: «Терпи! Сейчас будет легче!».
Видимо, легче стало. Лесек вдруг обмяк и едва не ушел с головой под воду.
– Держите его! Я сбегаю за периной, – Зонда передала опеку над мальчишкой мне. – Мы просто не дотащим его вниз.
– Что с ним?
– Спит! Я смогла! – она широко улыбалась. Кровь и вправду перестала течь. Но лицо мальчика продолжало быть бледным, а рана безобразной.
Вдвоем мы выволокли его из ушата и уложили на перину. Я быстро обтерла нагое тело. У Зонды от смущения покраснели щеки.
– Когда он проснется?
– Я думаю, только утром. Папа тоже всегда засыпал. Это первый признак, что лечение помогло.
Укрыв Лесека, мы вышли и затворили за собой дверь. Спустившись вниз, я рассказала детям, что произошло с нами в городе.
– Я ненавижу псов, – выдавила из себя Зонда. – Они никого не любят. Ни чужих, ни своих. Мерзкие создания.
Я пихнула ее плечом и показала взглядом на Ильгу. Мы сидели перед камином тесным кружком, и пламя хорошо высветило глаза девочки. В них стояли слезы.
– Я тоже из псов, – у девочки трясся подбородок. – Но я люблю Лесека. Я люблю тебя и Настю. И близнецов. Брат тоже всех любит. Мы хорошие.
– Да, вы хорошие, – я перетянула девочку к себе на колени. – Вы очень хорошие. Зонда говорит о тех, кто обидел нас.
Зонда резко поднялась и взяла с камина кружку, с которой обычно ходила за молоком.
– На, пей, ты просила, – она сунула ее в руки Ильги. Потом посмотрела на меня. – Она весь день канючила, что хочет выпить всю кружку одна. Пусть пьет. Завтра утром еще принесу.
Близнецы, обычно не допускающие, чтобы им досталось меньше, чем Ильге, промолчали. Они понимали, что Зонда так извиняется за свои страшные слова.
Ильга, конечно же, не выпила все молоко, оставила близнецам. Зонда сбегала посмотреть, не проснулся ли Лесек. Ее долго не было, поэтому я, тревожась, поднялась на второй этаж. Я испугала девочку тем, что появилась бесшумно. Она сидела, примостившись на краешке перины, и накручивала тугой смоляной локон на палец.
– Уф, я уж испугалось, что ему плохо, – я схватилась за сердце.
– Нет, ему хорошо. Он спит спокойно, – Зонда быстро убрала руку.
Я склонилась над Лесеком. След от плетки уже не был таким ужасающим.
– Как ты думаешь, шрам останется? – шепотом спросила я.
Зонда пожала плечами. Для нее ее способности тоже были в новинку. Опыта никакого и спросить не у кого.
Но меня радовало уже то, что Лесек не мечется раненым зверем, а спокойно спит. «Сон лечит», – как говорила моя бабушка.
– Идем, пора укладываться спать, – я протянула руку, чтобы помочь девочке встать. – Мы еще не умывали малышей.
– Можно я здесь посижу? – щеки Зонды помимо воли вспыхнули. – Я послежу за Лесеком. Мало ли что случится ночью? Его нельзя оставлять одного.
Я кивнула.
– Хорошо, я справлюсь сама.
– Вы знали, что его полное имя Лестэр Трезор? – Зонда вновь смотрела на мальчика. – Мне Ильга сказала. Лесеком она его назвала. Не могла выговорить «р», поэтому сократила имя. А он позволил.
– Тебе принести подушку и одеяло? Ночью здесь будет холодно.
– Я сама схожу. И ему принесу.
Утром я проснулась рано и первым делом пошла проведать больного и его лекаря. Чтобы не разбудить, я немножко приоткрыла дверь. Зонда спала, разметав рыжие волосы по подушке. Рядом с ней сидел Лесек, укутавшийся в простыню, и задумчиво накручивал на палец рыжий локон. Я ушла так же тихо. Кажется, в моем доме наступал мир между магами и псами. А что осталось от шрама, посмотрю потом, когда оба спустятся.