Викфорд слушал рассказ о том, как отец и его братья сражались с балеритами, и не знал, что чувствует на самом деле. Ничего, кроме ощущения какой-то непоправимой глупости произошедшего.
Земли Адемаров — самые северные в Тавирре, и граничат как раз с землями клана Дуба. И то, что отец и Брайс ненавидели друг друга, ни для кого секретом не было. Бывали и стычки между людьми, поджоги и так, мелкие пакости, но чтобы ловить людей, пить из них силу и разбрасывать трупы по всему Ирвину… как Брайсу вообще пришло такое в голову? А как его отцу пришло в голову напасть на Ирвин и сжечь заживо главу клана? Но король его поддержал…
А зачем Нье'Лири впутались в эту междоусобицу?
Пока он размышлял над этим, их лошади добрались на окраину Гранарда, и дорога по левую сторону пошла между мшистых валунов и вековых деревьев, а по правую потянулись левады — узкие каменные каналы для отвода воды от города. Дорога сделала две петли, и впереди показалось несколько домов под рыжей черепицей и мельница.
Кун махнул рукой, указывая на крайний дом, над которым высился огромный корявый дуб и, проходя мимо него, Викфорд заметил, что листья у дуба будто седые. Он сорвал один листок — и правда, с одной стороны он был белым с лёгким узором серебристых жилок. Кун постучал в дверь, и красивый женский голос пригласил их внутрь.
Викфорд представлял себе балеритскую ведьму, читающую руны, как угодно, но только не так. Сухонькой старушкой посреди пучков травы, а может, грязной, косматой и беззубой, живущей в землянке, ну или, на худой конец, рыжей и зеленоглазой, увешанной всякими амулетами. Но их встретила улыбчивая женщина лет тридцати: миловидное лицо, голубые глаза, рыжие волосы убраны под чепец, и пышное тело охватывает огромный передник, весь в муке. Она пекла хлеб и махнула гостям, приглашая. Во дворе бегали дети и гуси вперемешку, и в какой-то момент Викфорду показалось, что Кун его обманул. Что может эта женщина знать о старших рунах?
Но потом, приглядевшись внимательнее, он заметил несколько старых книг, спрятанных за кувшинами, охранные тавры, нацарапанные над дверью и окном, сушёные веточки синеголовника, сплетённые в особый оберег…
В комнате повсюду были знаки.
А ещё глаза ведьмы показались ему странными — словно радужная оболочка расплывалась в тумане, а за ней проглядывало что-то совсем другое.
Ведьму звали Девонна. Она вытерла руки, сняла передник, взяла с полки большую книгу и пригласила, наконец, гостей за чистый стол. Викфорд выставил Куна за дверь — не стоит ему знать лишнего, и полез в сумку. Достал стрелы, завернутые в тряпку, развернул и ругнулся. В тряпке оказались обычные стрелы, вместо тех, что он отобрал у Эрики.
— Вот же пигалица! — буркнул он зло, понимая, что это наверняка она их взяла.
Вспомнил, как Эрика отъезжала к замку, и за спиной у неё болтался лук и колчан. Нет, хватит с него её своеволия! Сегодня же он заберёт обратно и лук, и стрелы и, не мешкая, поедет в Кальвиль! Свяжет её, если понадобится, и не станет больше потакать этим глупостям!
Он разозлился не на шутку, и яростно вытряхивал всё из сумки, пока не нашёл отломанный наконечник — его-то хоть Эрика не додумалась забрать — и протянул Девонне.
Она взяла его бережно и долго рассматривала, а затем подняла на Викфорда удивлённый взгляд и спросила:
— Где вы это взяли?
— Это неважно. Я хочу знать: что там написано? — спросил он нетерпеливо.
— Тут написано: «Из жёлудя упавшего пробьётся росток и возродит силу Дуба», — она отложила наконечник в сторону.
— И?..