.

Григорий. Раньше, когда заходили в дом, то не просили. Просили у церкви. А народ не жмотился. Подавал.

Славка (после долгой паузы, обиженно). Это вас, образованных, специально обучают, как уделать человека, как его шпырнуть. Как его этак… (Славка делает жест рукой.) Так вот отмазать… Да мне и еда твоя не нужна, не то что сто грамм.

Славка демонстративно откладывает ложку. Григорий и Михайлович спокойно едят.

Михайлович (безразличным тоном). Ешь, Славка, домой только к вечеру попадем.

Григорий ставит сковородку с разогретой кашей, режет сало.

Славка (деланно безразлично, скрывая обиду). Я съем, я ладно. Мне что. Я простяга. Утерся и ладно. Но вот ты, Михайлович, вот ты, к тебе в дом зашли, – мы к нему раз в год заходим, когда возвращаемся, раз в год, – вот зашли и у тебя есть – а у него ж есть, в холодильнике стоит, это же не надо бежать, искать – и ты людям не поставишь по сто грамм? Ты всегда за него, а вот скажи: ты бы людям не налил? По совести скажи, не то что за меня или за него, но скажи: ты бы налил?

Славка через стол наклоняется к Михайловичу. Михайлович кивает головой, словно собирается ответить Славке.

Михайлович. Я вот… Дом этот, который развалило… Ведь брал же человек участок, видел, что на карьере… И строил… И материал, и деньги… Думал же он что-то… Ведь не что-нибудь строил… Дом.

Григорий. Дурак и взял, дурак и строил. А думать… Кто сейчас думает.

Славка. Не дурак строил – умники. Видно же – РСУ. А там все умники. Образованные. Дурак вроде меня не строил бы.

Славка начинает есть.

Григорий. Ты бы ничего не строил.

Славка. А мне на кой.

Закончив есть, все идут в зал. Михайлович садится в уголок дивана с намереньем задремать.

Михайлович. Пару часиков, до двенадцати.

Славка. Ты покемарь, а у нас тут дельце, а, Григорий Петрович?

Славка достает запечатанную колоду карт. Григорий с удивлением рассматривает стол с книгами, берет со стула джинсы, рассматривает их. Заметив это, Славка подходит ближе.

Славка. А не завела ли, Григорий Петрович, ваша супруга хахаля? Пока ты там полгода на заработках, бабе одной скучно. Или образованные этим делом не балуют? У них книжки вместо этого? Вон сколько книжек….

Григорий кладет джинсы на стул. Перебирает на столе книги, отстраняет Славку и хочет уйти. Славка загораживает ему выход и показывает колоду карт.

Славка. Должок за вами, Григорий Петрович, а?

Григорий (просительно). Отцепился бы ты лучше от меня…

Славка. Тут уж закон есть закон. Выиграл – дай человеку отыграться.

Григорий. Не отыграешься ты. Я и играл-то, только чтоб показать тебе, что ты не можешь. Соображать надо побольше, чем за восемь классов. Проиграл – и хватит.

Славка. Ты восемь классов не трогай. Учитель. Отыграться – мое право.

Григорий (неуверенно). Не буду я больше играть.

Славка (настойчиво). Ты не крути. Полтысячи тяпнул – и будь здоров?

Григорий. Ты ж сам навязался. И теперь вот лезешь.

Славка. Или дай отыграться, или верни деньги, что выиграл. Верни деньги. А? Верни!

Григорий. Почему это я буду возвращать деньги? Не надо было проигрывать.

Славка. Так дай отыграться! Как что, так про совесть, а сам?

Григорий (уговаривающе, просительно). Не отыграешься ты, пойми. А еще проиграешь, опять будешь лезть.

Славка. Что ты выламываешься? Ты должен дать человеку отыграться? Должен! Вот и не верти! Умник какой! (Оба садятся за стол.) «Проиграешь, проиграешь…» Денег моих жалко? Какой добрый… Сам за рубль задавишься…

Григорий. Денег мне твоих не жалко – связываться с тобой не хочу. Поэтому запомни: проиграешь – никаких отыгрышей. Сказано – все. Ты меня знаешь.