– Как это мило, – хмыкнул Никанр. – Первое свидание в присутствии трупа.

– У нас свидание? – все с тем же ехидством уточнила королева. – Вы бы хоть предупредили. Я бы привела себя в порядок.

– Вам никто не говорил, что у вас язык ядовитый?

– Мучаюсь с самого рождения, – печально вздохнула Ламия. – Сцеживаю, сцеживаю яд… уже даже нашла ему применение в смазке стрел моих лучниц… да что толку.

Королева была в отличном настроении, судя по тому, с какой охотой разговаривала и по-черному острила. Никандр слушал ее, но не испытывал неловкости, смущения или злости, наоборот, наслаждался тем «ядом», который она источала.

– Ну а у вас какое оправдание? – поинтересовалась Ламия.

– Насчет чего?

– Почему вы остались в замке после того, что увидели? Любой нормальный человек сбежал бы от людоедки, ведьмы, проклятой… и прочие, прочие мои славные прозвища.

– И вы?

– Я особый случай. Меня к «нормальным» причислить сложно.

– Вот уж точно, – согласно хмыкнул Никандр, отпивая из бокала и понимая, что ему налили очередной фруктовый напиток, а не вино, как королеве. Той тем временем алую жидкость все подливали и подливали, потому что на этот раз она не смаковала, а пила с удовольствием и много. Правда, Никандр не решился бы утверждать, что она пьянеет: даже несмотря на их разговор, слишком цепким и трезвым был взгляд, которым она, казалось, считывала каждое его движение, каждую эмоцию.

– Ну так почему? – снова настояла Ламия на ответе.

– Стараюсь не поддаваться слепой вере слухам о вас.

Королева вскинула брови и даже отставила бокал, будто была несказанно поражена такому ответу.

– Гм, – кашлянула. – И как? Получается?

– После вчерашнего не очень, – признался король. – Слишком уж яркие рассказы ходят о вас.

– Кровавые? – уточнила она с нескрываемым, будто детским, наивным любопытством.

– Очень, – улыбнулся он, глядя на то, как она вмиг растеряла всю свою величественность и напыщенность.

– А какие именно? Что говорят?

– Ну-у… так всего и не упомнить. Что вы сердца на ужин едите. – Не скрывая широкой улыбки, он кивнул на блюдо с оленьим, как понимал, сердцем. Ламия тоже широко, радостно улыбнулась, обнажая зубы и становясь еще более красивой. Но на этот раз не мрачной красотой, а трогательной, открытой. – Что утро вы начинаете с человеческой крови, – указал он и на ее бокал.

– Ой, да. Это я люблю, – подтвердила она, отпивая. – Мой любимый напиток. Здорово омолаживает.

Король осуждающе покачал головой, не одобряя подобные сравнения и шутки, но ответной улыбки не сдержал.

– А куриный суп оздоравливает, надо полагать?

Королева поджала губы, отставляя бокал.

– Вы себе не представляете, какой силой обладает обычный суп, сваренный с любовью.

– Ого, – хмыкнул Никандр. – Так, получается, вы суп для Рита варили с любовью? Неужели он настолько вас вчера покорил?

Однако его шутка не пришлась по вкусу Ламии, как и ее о трупах и их составляющих не понравилась ему.

– Боюсь, этот суп мне не удался, но я честно старалась.

– Даже не знаю, радоваться или огорчаться. А если серьезно, вы не хотели помогать? Или что пытались этим сказать?

– Лишь то, что для выздоровления необходимо время. Я осмотрела вашего наставника, оценила то, что ему уже дала Олин, и единственное, что посоветовала бы сама, – спокойствие и сон.

– Неужели так трудно было об этом сказать?

– Видели бы вы себя, – хмыкнула Ламия, орудуя ножом в тарелке. – Да у вас такой отчаянный взгляд был… Если бы я отказала в помощи, вы бы начали проклинать меня, кричать. Больной бы тоже переживал. А так я дала вам час спокойствия… Иногда достаточно надежды и веры для выздоровления. В итоге ваш наставник ведь выжил? Ему, мне сказали, даже стало лучше.