У них нет лиц! Густая черная дымка без глаз и рта. Не видно эмоций, но и без этого понятны их намерения.

Они мне не друзья, они – враги, чудовища, монстры. Тени! А я – их добыча.

Ричард Денвер:

Я уже дважды стоял у алтаря на свои тридцать лет.

Белая каменная глыба из древних пещер, водруженная в центре храма – брачный алтарь. Ему придают слишком больше значение, в то время, как даже сам брак не имеет особого смысла.

Я был женат дважды. Дважды касался этого камня по разным причинам. И оба раза Стихии благословляли то, от чего следовало бы уберечь.

Они так же слепы, как мы.

Брак по расчету удобен лишь до того момента, пока не встретишь ту самую женщину. Но та самая женщина может предать.

И обеим этим женщинам Стихии говорили "да". Какая теперь вера Стихиям?

Древний камень на постаменте, ряды лавок для гостей, сотни плачущий свечей – как же это опостылело. Но это шанс поставить точку. И я от него не откажусь, тем более, раз нашел то, что уже отчаялся найти.

Кто бы мог подумать, что рядовой контроль за работой инквизиций в дальних землях закончится встречей с ирэльской ведьмой. Полукровкой, но все же. Вязь светилась, а значит, в ней достаточное количество силы предков, сотворивших безумия.

Совсем молоденькая девчонка. Даже не понимает, в какую ситуацию попала, а смеет дерзить.

Нет, она знает, с кем говорит, потому и врет, чтобы спастись. Мелкая, а хитрая. Ещё и бойкая. Удирает из-под носа Фридриха так быстро, что ему приходится потеть.

Хулиганка, что ни разу не прибавляет ей женственности. Ни намека на утонченность при ее-то привлекательной внешности.

Фарфоровая кожа. Светлые, молочные волосы. Пухлые выразительные губы. Очевидную красоту нельзя не признать.

Но что с того? Красавиц много. Притом не преступных кровей.

Одна такая ирэльская ведьма уже лишила меня души, вторая же может лишить рассудка. Нельзя об этом забывать. Нельзя обманываться наивностью и простотой, даже когда эта девчонка говорит, что она не знает кто она. Когда смотрит своими невинными глазами…. Невинными, но вовсе не глупыми.

Чем более в них покладистости, тем опаснее туда смотреть. Жалость – ненужное чувство. Милосердие к одной не стоит десятков жизней моих подданных.

Это лишь часть дурацкого ритуала. Не нужно смотреть ей в глаза, не нужно с ней говорить, не нужно воспринимать её, как живую.

Она – только орудие.

Быстро выкидываю из головы её растерянный, смущенный взгляд, которым она меня наградила, когда вошёл в ванную в гостевом доме. Стираю из памяти нежность её кожи, которую успел ощутить, пока ослаблял нити корсета, ее запах и концентрируюсь на отчетах.

Плутовка делает вид что спит. Ждет, когда я сам усну, чтобы сбежать. Говорю же, наивная.

И невинная, судя по тому, как разглядывает меня утром, едва проснувшись. Сколько смущения на юном прекрасном лице.

Обычно, такие скромницы оказываются волчицами в постели. От мыслей о том, что может вытворять моя находка, в штанах становится тесно, но я быстро вспоминаю, что эта женщина – не просто ведьма, а ирэльская ведьма. Но дилемму на этом закончить сложно. Слишком уж она хороша, чтобы не думать о ней в этом плане.

Нужно скорее уже отвезти её к ведуну и понять, возвращать ли девчонку жандармам на суд или она все-таки сможет снять гадкое проклятие своих предков.

Вот незадача. Покладистая ведьма устраивает побег.

Говорю же, с ирэльскими ведьмами иначе не бывает. Подлость – их истинная сущность. В глаза улыбаются, шепчут слова любви в то время, как точат шпаги.

Что значит по вязи не определить её род? Это издевательство? Метка ведь светились! Не истинная же эта девчонка! Ведьма она. Ирэльская. Да хоть наполовину! Главное, чтобы проклятие своих мерзких сородичей сняла.