- Спасибо! – съязвила я.

Пожалуй, это было еще обиднее, чем получить прозвище «колобок». А Барбара Збыславовна и Кош Невмертич снова заговорили между собой, не замечая меня.

- Здесь согласен, - кивнул ректор.

- Скорее, я бы заподозрила в использовании артефакта Анчуткина, - сказала Ягушевская.

- С чего вы… - начала я и резко замолчала.

А почему бы и нет? Почему бы и не Анчуткин? Он так странно вел себя….

- Что-то вспомнили? – голос ректора зазвучал вкрадчиво.

Я медленно кивнула:

- После того, как вы, Кош Невмертич, превратились в гепарда и сбежали…

- Даже в гепарда? – переспросила Ягушевская, но обращалась почему-то к ректору.

Тот досадливо поморщился, и Барбара Збыславовна сразу приняла вид: "а я что? я ничего".

- Продолжайте, Краснова, - сказала она мне.

 - Потом я увидела что-то странное, - припомнив иллюзию на дороге я нахмурилась, пытаясь воспроизвести в памяти все до последних деталей – это показалось мне важнее, чем ректор, скачущий в образе пятнистого кошака. – Там была дорога, и машина «под старинку», и ворон, который превратился в человека… Он был кудрявый, и очень похож на Анчуткина…

От меня не укрылось, как Ягушевская и Кош Невмертич переглянулись – незаметно, почти молниеносно. И эти игры в переглядки бесили всё сильнее.

- Думаете, это Борька чудит? – спросила я, но ответа не получила. Чародеи молчали, как статуи. - Да расскажите мне!

- Это не касается вас, Краснова, - сказал Кош Невмертич. – Пока вы свободны. Возвращайтесь на занятия.

Пока? А потом могу не быть свободной?

- У него артефакт – петерсит! – сделала я ещё одну попытку узнать правду. – Это же редкий камень…

- Петерсит - это не страшно, можете мне поверить, - остановила меня Барбара Збыславовна. – Можете идти, Василиса. И никому не слова. Ясно? Тем более – Боре Анчуткину.

- А если не стану молчать? – дерзко ответила я, готовая снова устроить пожар, чтобы только они приняли меня во внимание, чтобы не относились ко мне, как к желторотому птенчику.

- Тогда птенчику придется законопатить клювик, - ответил ректор и кивнул на дверь. – Как в прошлом году, помните? По-моему, вам не понравилось.

В прошлом году он на мне не только удары в мозжечок практиковал, а еще и заколдовывал, чтобы я молчала. Конечно, наказание я заслужила, потому что показала себя вовсе не сахарком, но легче от этого не становилось. Я одним движением сгребла со стола все свои вещи – в одну кучу полетели яблоки, тетради и столовые принадлежности, а последним я запихала кокошник, и даже не стала ничего отвечать на очередную колкость. Не хотят рассказать сами, всё сама узнаю. И ничья помощь не потребуется.

8. 8

Разговорить Анчуткина насчет петерсита оказалось проще простого. Тем более, Бориска чувствовал себя виноватым, что разболтал Вольпиной про то, как я заставила Щукину и Колокольчикову вальсировать на занятиях по магическому внушению. Я сделала вид, что ужасно обижена, и прочитала Анчуткину небольшую лекцию о том, что дружба – превыше всего, и пусть лучше Вольпина узнавала обо мне от кого-то другого, но не от товарища, который решил сплетничать за моей спиной.

- Я не сплетничал! – почти со слезами убеждал Анчуткин. – Ты не права, ты ей очень нравишься…

- Вольпиной? – презрительно уточнила я.

- Ты зря к ней так относишься, - тут же бросился он на защиту красотули. – Она хорошая. Карина тебя хвалила, говорила, что очень жаль, что тебе не дают развернуться со своим даром в полную силу…

- Ой, - спаясничала я, удрученно покачав головой.

Но Анчуткин всё принял за чистую монету:

- Да, она жалеет об этом. А я сказал, что тебя ничему учить не надо – ты сама всё освоишь… ну и получилось как-то… - тут он всё-таки малость смутился. - Про прием Менезиш, и про то, как ты с Царёвым повоевала…