Мое сердце судорожно сжимается в ожидании того, что может последовать дальше. Боюсь радоваться. Рано. Ничего непонятно. Заметно лишь то, как резко меняется настроение Османа.

Он мрачнеет сильнее. В его глазах сквозит недовольство пополам с раздражением. Похоже, информация про ребенка ему не слишком нравится. Вероятно, портит настроение.

Хорошо…

Решаю прибавить еще кое-что. Чтобы уже наверняка вызвать у него эмоции, которые плохо сочетаются с возбуждением.

— Это было очень болезненно, — замечаю, стараясь скрыть нервную дрожь в голосе. — Долго. И врачам пришлось делать рассечение…

— Блядь, — рявкает Осман, раздражаясь еще сильнее. — Сказал же, хватит! Что за херня?

Теперь молчу.

Злить его тоже нельзя. Перегибать. Но кажется, поздно.

В напряжении наблюдаю, как он кривится сильнее, а после прикладывается к бутылке, которую сжимал в руке. Жадно делает несколько крупных глотков.

Меня прошибает холодный пот. Тревога нарастает до максимума.

Дурной знак. Неизвестно, как алкоголь подействует на этого типа. Он и трезвый выглядит угрожающе. А если выпил, то неизвестно, какой дальше может быть эффект.

В следующее мгновение Осман с грохотом ставит бутылку на стол.

Его тяжелый взгляд снова вбивается в меня. Задерживается на груди, движется ниже.

Пиджак остался в машине. Я сопротивлялась так, что он сполз с плеч из-за борьбы.

К сожалению, сейчас я в довольно обтягивающей кофте. Хоть выреза нет, ткань доходит под самое горло, выглядит это не очень.

Глаза Османа теперь задерживаются на моем животе. Он будто оценивает можно ли верить моим словам, если признаков недавней беременности незаметно.

Ну так у всех это по-разному проходит.

Я после родов похудела, а не поправилась. Мне вообще с огромным трудом удавалось заталкивать в себя еду. Да и потом я вынуждала себя есть чуть ли не насильно. Только бы молоко не пропало.

— Неплохо ты сохранилась, — вдруг заключает Осман хриплым голосом. — После родов.

Его взгляд взмывает вверх, впивается в мои глаза.

Такое чувство, будто он еще не до конца решил, можно ли мне доверять. Вот и проверяет снова.

Стараюсь дышать, держаться как можно более спокойно, подавлять эмоции, которые буквально раздирают меня изнутри.

Секунда. Две. Три.

Время тянется до бесконечности медленно. И остатки моего самообладания расплавляются от зашкаливающего волнения.

Нервно втягиваю воздух.

Осман хмуро сдвигает брови. Наконец, слегка качает головой и отрывисто выдает:

— Пиздец.

Ну вот.

Надеюсь, он понимает, что я для него бесполезна. Никаких приятных чувств не вызываю. А значит, можно меня отпустить.

На языке уже вертится нечто вроде «давайте я поеду обратно в отель» или «обещаю, я никому ничего не скажу».

Вынуждаю себя молчать. Опасаюсь спугнуть удачу.

Хотя внутренняя уверенность, что удастся отсюда улизнуть крепнет по мере того, как эмоция отвращения пополам с раздражением проявляется у Османа ярче и ярче.

А потом меня будто гром среди ясного неба бьет.

— Ладно, — бросает зэк. — Тогда просто мне отсосешь.

Что?

Сначала кажется, ослышалась или как-то не так его поняла. Но прозвучавшие сейчас слова трудно с чем-то перепутать. Смысл вполне очевиден.

— Чего время тянешь? — резко спрашивает Осман и разваливается в кресле, широко расставив ноги.

С ужасом смотрю на него.

Нет, такого поворота не ждала. Понимала, что выскользнуть отсюда почти нереально, однако все равно… когда он так отреагировал на новость про мою беременность, казалось, что теперь угроза позади.

Вот именно. Казалось.

В реальности этот ублюдок решил, что все равно найдет способ меня использовать.