У меня шлем в руках, взял на автомате, хоть его и смело можно было оставить на руле, потому что у деда тут собственный Форт-Нокс с проверенной охраной и посреди двора к твоему приходу сохранится даже оставленный мешок с наличкой.

– Мне двадцать восемь, в этом возрасте еще позволительно творить всякую херню, чем я успешно пользуюсь, так что оставим твое щедрое предложение до лучших времен, когда у меня начнут седеть виски и скрипеть суставы. Без обид, – посмеиваюсь, дед осуждающе качает головой, но мы оба понимаем, что он был готов к какому-то такому ответу, потому что я в нашей семье – хренова белая ворона с пустотой, по их мнению, в башке.

Я ни за что не стану протирать задницу в кожаном кресле, даже если оно будет сконструировано лично под мои булки, потому что в конце дня от скуки мне захочется пустить себе пулю в лоб и хотя бы этим нарушить привычный уклад офисного планктона, от наблюдения за которым всегда хочется блевать.

– Я не доживу до этого момента, – сетует, шлепая по заднице девчушку в серой скучной юбке ниже колен. Бедная аж подпрыгивает от удивления и едва не начинает реветь прямо посреди комнаты. Новенькая, потом привыкнет.

– Всех нас еще переживешь, дедуль, не наговаривай на свои молодые годы. Не зря же ты тут себе гарем собрал из молодых девчонок, есть еще, значит, силы.

Он все-таки уговаривает меня остаться и уважить старика своим присутствием на семейном ужине, где я точно в очередной раз испорчу аппетит матери и хотя бы раз двину по роже братца, который в его тридцать четыре так и не смог отлипнуть от родительской сиськи.

В кабинете деда я давлюсь кофе, когда он рассказывает мне про свой план остепенить загулявшего барана, который не в состоянии скрыть от общественности своих героиновых моделей. Наркотики – зло и конец репутации, а брак, по словам деда, делает из мальчика мужчину.

Где здесь логика, я не догоняю, но мой голос собственно никому и не нужен, так что я просто посочувствую будущей счастливой женушке с рогами и посоветую ей глотать противозачаточные таблетки, если вдруг дед потребует от них потомство. Потому что рожать от наркомана то еще веселье, а в том, что братец и сам плотно сидит, я не сомневаюсь.

Мы еще какое-то время торчим в кабинете с внушительной коллекцией элитного пойла, я рассказываю о своих мастерских и только недавно открывшемся аутентичном баре для заблудших и проклятых, получив кучу недовольства о позоре фамилии «какой-то пивнушкой». Только вот взгляд моего старика не сходится со словами, потому что, присмотревшись, я вижу в его глазах одобрение.

Счет на мое имя, доступ к которому мне открылся в день совершеннолетия, так и остался нетронутым, хоть у меня и был большой соблазн дернуть из него денег, чтобы дела в то время пошли быстрее.

– Альберт Семенович, там гости прибыли, ждут Вас…

– Ох, Лизонька, что-то мы и правда засиделись с внуком, – дед слишком пристально рассматривает свою покрасневшую управляющую, и она, как школьница, краснеет, сильнее сжимая свой блокнот в руках. Женщине около тридцати, и список ее обязанностей в этом доме явно расширен сексуальными обязанностями.

Дед решил на старости лет ни в чем себе не отказывать и на работу принимает с определенными условиями. У него достаточно денег, чтобы платить этим малышкам двойную зарплату, так что это абсолютно честные сделки для тех, кто не слишком обременен моралью.

На первом этаже есть отдельная классическая столовая, так что мы спускаемся туда, по дороге обсуждая начищенные полы, которые совсем не обязательно заливать сегодня кровью, что будет фонтаном хлестать из носа моего братца, если вдруг он снова начнет меня провоцировать.