И вскоре случилось то, чего так боялась Шерли, словно она сама навлекла на себя несчастье горькими размышлениями: Артур стал равнодушен к ней. Сначала оказалось, что у него назначена важная встреча на вечер среды, когда он должен был заехать за ней. В воскресенье ему снова пришлось на весь день покинуть город, а потом он уехал на целую неделю. Отказаться было совершенно невозможно, объяснил он, торговые дела фирмы потребовали его присутствия. А когда-то Артур вскользь обронил, будто ничто не могло бы встать между ними, ничто, он бы этого не допустил! Шерли вовсе не думала упрекать его, не позволяла гордость. Если он решит уйти – пускай уходит. Ей не хотелось бы потом признаваться себе, что она пыталась удержать мужчину. И все же предчувствие, что она может потерять Артура, причиняло нестерпимую боль. Когда они встречались, он казался нежным, как прежде, но временами рассеянно поглядывал по сторонам и как будто немного скучал. Вдобавок теперь внимание его привлекали и другие девушки, в особенности хорошенькие.

И вот потянулись долгие тоскливые дни, наполненные томительным ожиданием, унынием, мучительными догадками. Бывало, Артур не показывался неделю, а то и две подряд, но мысли о нем преследовали ее неотступно. Из-за этого в аптекарском магазине ей случалось ошибаться и выслушивать нарекания, а по вечерам дома она бывала такой рассеянной, что родители ее журили. Должно быть, они заметили, что Артур больше не приходит или появляется уже не так часто, как раньше, думала Шерли. Иногда она притворялась, будто встречается с ним, а сама в это время ходила к Мейбл Гоув. Естественно, от родителей не укрылось и исчезновение Бартона – равнодушие Шерли оттолкнуло его; ясно было, что он не вернется, если только она сама его не отыщет.

Тогда-то ей и пришла в голову мысль, что положение можно спасти: нужно только вернуть Бартона, использовать его, если угодно; любовь, верность и скучные ухаживания давнего поклонника могли бы помочь ей выпутаться из затруднений. Но прежде чем прибегнуть к этой хитрости, она решила написать Артуру. Конечно, это была лишь уловка, ей просто хотелось знать, есть ли хоть какой-то проблеск надежды, вот она и отослала Артуру довольно нежное письмо, в котором просила вернуть те немногие записки, что когда-то ему писала. Они не виделись почти месяц, а в их последнюю встречу Артур сказал, что, возможно, ему вскоре придется на время ее покинуть, уехать в Питсбург по делам. И вот теперь пришел его ответ, письмо, которое Шерли держала в руке. Из Питсбурга! Жизнь без него! Это было ужасно!

Но если бы она вернулась к Бартону, тот никогда бы не узнал, что произошло на самом деле. Шерли не сомневалась, что могла бы заполучить его вновь, несмотря на все восхитительные, чудесные часы, проведенные с Артуром. Она ведь не порвала с ним окончательно, и он это знал. Случалось, Бартон приходил по выходным, когда Артура не было рядом, дарил ей конфеты, или цветы, или то и другое, сидел на ступенях крыльца, говорил о железнодорожном деле, о городских новостях или об их старых знакомых и временами нагонял на нее смертельную скуку. Какой стыд, говорила себе Шерли порой, обманывать такого человека, как Бартон, терпеливого, доброго, полного надежд, да вдобавок еще когда она так несчастна из-за другого. Должно быть, родители обо всем догадались, думала она в такие минуты, но что еще ей оставалось делать?

«Я скверная девушка, – твердила она себе, – это никуда не годится. Разве я вправе предлагать Бартону то, что уже давно потеряно?» Но, так или иначе, она понимала, что Бартон, если удостоить его вниманием, рад будет довольствоваться объедками с чужого стола: стоит ей только пальчиком его поманить, и он тотчас прибежит. Как отличался от Артура этот простодушный беззлобный увалень, всегда невозмутимый и такой приземленный. Бартон любил ее, и любовь его была такой же рабской, безнадежной, какой (при мысли об этом Шерли невольно улыбнулась) она сама любила Артура.