– Неужто вы, милостивый государь, – возвышая голос, проговорил он, – всерьёз полагаете, что я убил вашего отца, сбросил его тело в пруд, а потом сам же и вызвал вас сюда, чтобы вы его тело нашли? Да и доводы Зинаиды Александровны вы напрасно игнорируете. Что, ваш отец сохранялся все эти годы в воде наподобие мамонтов в сибирской вечной мерзлоте?

Последняя его фраза, по мнению Зины, была уже лишней. Она подумала: такого ёрнического тона титулярный советник Николаю Павловичу точно не спустит. Однако она ошиблась. Бушевать и снова выхватывать пистолет, уже убранный им в карман сюртука, господин Левшин не стал. И только сказал сухо:

– Я полагаю, сударь, вам следует отдать необходимые распоряжения – относительно того времени, когда вы будете отсутствовать дома.

И Николай Павлович опять сник. Дрогнувшей рукой он вытянул из кармана пиджака носовой платок, вытер им вспотевший лоб. Да и сама Зина, как и вчера на подъездной аллее, чувствовала, что по лицу её течёт пот. До полудня оставалось ещё почти четыре часа, а жара сделалась такая, будто солнце уже стояло в зените.

– Вы нас не оставите ненадолго? – обратился господин Полугарский к титулярному советнику; и, видя, что тот колеблется, прибавил с нервической усмешкой: – Не волнуйтесь, я не убегу – из окошка не выпрыгну. Мне нужно переговорить с внучкой конфиденциально.

И Андрей Иванович Левшин, хоть и скорчил недовольную мину, всё-таки поднялся со стула и вышел за дверь.

Едва только дверь за титулярным советником закрылась, Николай Павлович сказал:

– Упреждая ваши вопросы, моя дорогая, спешу заверить вас: к смерти Ивана Сергеевича Левшина, моего соседа, я никоим образом не причастен!

– Мне и в голову не пришло бы вас в этом подозревать! – горячо воскликнула Зина, но потом понизила голос и спросила уже совершенно другим тоном: – Но, может быть, вы всё-таки объясните, для чего вы призвали сюда господина Левшина в качестве полицейского дознавателя? Я же видела: вы с самого начала были совершенно не в восторге от его действий? Неужто вы думаете…

Она не хотела говорить: думаете, что и моя бабушка была убита? Тем более что это расходилось со словами ночного призрака. Но, кажется, Николай Павлович и так её понял.

– Я отправил за ним нарочного не оттого, что решил, будто с Варенькой случилось непоправимое несчастье. У меня имелись иные резоны – которые, увы, не оправдались.

С этими словами он вышел из-за стола, шагнул к самому крайнему из книжных шкафов и, распахнув его полированные дверцы, вытащил один из стоявших в ряд толстых изданий в тёмно-вишнёвой обложке. Это оказался третий том «Общего гербовника дворянских родов», и Николай Павлович, положив его на стол, моментально нашёл нужную ему страницу – явно не в первый раз её открывал. Зина тотчас встала с дивана – подошла к пожилому родственнику.

– Вот, дорогая, – проговорил тот, – взгляните на этот герб! Он был пожалован государем императором Павлом Петровичем нашему семейству – вместе с дворянским званием. Как видите, древностью рода Полугарские похвастаться не могут. – Он издал надтреснутый смешок.

Зина посмотрела на герб – и её будто ударило что-то в голову. Сильнее, чем тогда, когда к её чёрным волосам липли жгучие солнечные лучи.

Герб господ Полугарских представлял собой щит, разделённый по диагонали полосой горностаевого меха. В правом верхнем углу щита находилась рука рыцаря с мечом – облачённая в доспех, но при этом как бы отрубленная по плечо: лишённая остального тела. А в нижнем левом углу шёл к раскидистому дубу тот самый зверь, имя которого не желала произносить горничная Любаша: бурый медведь.