– Здесь убили моего отца! – заявил Андрей Левшин, глядя через голову Зины на господина Полугарского. – И, полагаю, для вас это не новость! А может, вы и есть убийца.

– Да что за нелепицу вы городите, милостивый государь? – возмутился Николай Павлович. – И с какой стати направляете оружие на мою внучку?

Тут только господин Левшин словно бы опамятовался и пистолет опустил, пусть и не убрал вовсе. И промолвил:

– Ладно, возвращаемся в дом! – А потом, повернувшись к городовым, распорядился: – Забирайте труп, и уходим отсюда!

И Зина должна была признать: решение он принял верное. От воды, слишком уж быстро нагревавшейся на солнце, уже начинал подниматься пар. Так что, вопреки всем природным законам, возле водоёма жара усиливалась, а не ослабевала.

Зина подумала: больше всего на свете она хотела бы прямо сейчас уехать из этого места, где люди исчезают среди бела дня. Где одиноких путешественниц обворовывают на железнодорожной станции – и никто ничего не замечает. Где солнце сходит с ума. Где медведи бродят по помещичьей усадьбе. И главное – где мертвецы выдают себя за призраков. Или, быть может, призраки выдают себя за мертвецов.

Однако проблема состояла в том, что уезжать ей было некуда. Даже Ванечка, которого Наталья Степановна назвала её женихом, таковым в действительности считаться не мог. Даже к нему она не смогла бы сейчас поехать! И получалось так, что единственным её приютом оказался дом посторонних для неё людей – которых она теперь не имела права бросить на произвол судьбы.

«Я должна разобраться во всём этом! – подумала Зина. – Любым способом я должна во всём разобраться. А не то я вправду застряну тут навсегда!»

В господский дом они возвращались странным порядком. Николай Павлович и Зина шагали в авангарде. Следом шёл с оружием в руке этот безумец – господин Левшин; спасибо, хоть пистолет он продолжал держать дулом в землю. А замыкали шествие городовые с неудобной ношей. Они свернули бредень и при помощи своих поясов соорудили из него подобие носилок, на которых тащили теперь татуированного мертвеца.

Зине казалось: её ноги будто прилипают к земле. А воздух, не колеблемый даже мимолётным ветерком, обволакивает кожу и при каждом вдохе словно бы застревает на полпути к лёгким. Николай Павлович дышал с явным усилием; да и гораздо более молодые мужчины, шагавшие позади, громко сопели при каждом шаге.

Пока они брели так по липовой аллее в сторону господского дома, Зину не оставляло ощущение, что совсем недавно, возле пруда, безумный дознаватель Андрей Левшин случайно произнёс какую-то очень важную фразу. Сказал нечто такое, что почти навело девушку на определённую догадку… И дочка священника, невзирая на то, что голову её безбожно палило солнце, уже подобралась к тому, чтобы собственную догадку вспомнить. Но именно в этот момент раздался потрясённый возглас Любаши:

– Батюшки-светы, да что же это такое?!

Горничная вышла в аллею им навстречу и теперь мелко крестилась, переводя неверящий взгляд с утопленника на вооружённого дознавателя и обратно. При этом Зина прочла на её лице и подобие облегчения: та явно радовалась, что из пруда выловили не её хозяйку. Но дочку священника Любашино появление сбило с мысли: она тотчас позабыла о своём недавнем озарении.

– Не волнуйся, Любочка! – бодрясь, воскликнул Николай Павлович. – Скоро всё разъяснится!

А господин Левшин пробурчал в дополнение к этому что-то невразумительное. Зина сумела разобрать лишь два слова, непонятно к чему относившиеся: «заманил» и «фараон». С тем они и вошли во двор дома, где перед клумбами их диковинную команду встретил Антип. Он только крякнул, поглядев на татуированного, и покачал сокрушённо головой. А того обстоятельства, что его хозяина привели чуть ли не под дулом пистолета, словно и не заметил.