Палач послушался, отпустил парня, и тот смог откашляться. Я смотрела на него с сочувствием и отчаянным желанием поскорее освободить из этой темницы.

Да, он не выбрал бы себе такую роль, будь это игра. На мазохиста Фёдор никогда не походил.

Матушка брезгливо оглядывала освещённое факелами помещение. На пол, где мы стояли, были заранее брошены доски, чтобы не испачкать грязью подол платья матушки. Когда я спускалась сюда в прошлый раз, такого сервиса не было и в помине.

Фёдор прокашлялся, зло дёрнул цепи, словно пытаясь разорвать их.

- Ну, сказывай, что вчера творил? - пробасил голос палача, и Фёдор нервно сглотнул.

Мы с ним переглянулись, и я увидела промелькнувший в его глазах страх. Уверена, в моих он увидел вообще настоящий ужас, потому что я боялась его рассказа не меньше, чем он сам.

- Я не собирался за ней ехать. Её дела меня вообще не касались, я просто хотел, чтобы она поскорее свалила из моей жизни. Гонки и байки — не её, это было сразу видно, - он снова закашлялся, а потом продолжил: - И птица эта. Ворон. Чёрный. Как в кино. Я в жизни таких не видел. Тем более, чтобы вот так, просто на плече сидел. И не гадил на косуху. Бред какой-то, - он зашёлся в кашле, сердце моё сжалось, но я лишь вздохнула, готовясь слушать дальше. - Ритка маникюром занимается, я ж нашёл её группу, посмотрел. Даже это у неё получается плохо. А ещё к нам зачем-то полезла. Я решил узнать, что ей нужно. И узнал. За Иваном она следила. А меня ненавидела так же сильно, как я её. Потому что я ей мешал. Могла бы сразу сказать. Подойти и объяснить! Но она упёртая, сама хотела разобраться. И довыпендривалась! Я поздно сообразил, что к чему. Она уже умотала на байке, Иван — за ней. Дорога через лес, ливень, гроза… Было ясно, что добром не кончится. Пришлось за ними метнуться. Иван рисковый, решил по короткой дороге обогнать и встретить эту дуру, когда она не ждёт. Я это увидел и помчался догонять…

Не знаю, что думали палач и матушка, слушая этот рассказ, но в любом случае, он мало их занимал. Им было интересно другое:

- И что ты сделал, когда её догнал? - спросил Яков строго.

- Посадил на свой байк и повёз подальше, - ответил Фёдор честно. - Погода портилась всё сильнее, нужно было убираться с опасной дороги. Мы свернули на просёлочную, ехали, а потом появился странный туман. Пришлось остановиться. Туман начал густеть, я взял Риту за руку, чтобы она не потерялась и не запаниковала. Заметил у неё дурацкий рисунок на ногте, не удержался, мы повздорили, как и всегда, и она ушла в туман. Я звал её, чтобы держалась рядом со мной, но она не откликалась… - он говорил это с таким выражением лица, что я вдруг поняла, осознала и прочувствовала, как он испугался за меня и как сожалел о том, что прокомментировал мой маникюр. - А потом меня схватили и привели сюда, - закончил парень, но и эта часть рассказа не интересовала мою матушку и палача.

- Отвечай прямо: снасильничал? - потребовала она немедленного ответа.

- Нет, - уверенно помотал головой Фёдор. - За руку только подержал, и то пару секунд.

Ну да, так и было. Пары секунд нам хватило подержаться за руки, чтобы разругаться… Мы такие, нам вообще вместе находиться нельзя.

Матушка подошла ближе и вгляделась в его лицо. Потом спросила вообще странное:

- Влюблён в дочь мою? - и хотя ответ был очевиден, Фёдор замешкался с ответом. Эта заминка совершенно сбила меня с толку, так как было не ясно, чем она вызвана, ведь вопрос-то простой!

Зелье правды должно ещё действовать, откуда заминка? А если оно больше не действует, то ответ всё равно ведь очевиден!