Не хочет подумать о смуте никто,
Иль матери нет у него и отца?
То реки в разливе стремятся к морям –
Они широко, широко разлились.
Так сокол свой быстрый свершает полет,
То низко парит он, то взмоет он ввысь.
Я в думах о тех, кто стезю утерял,
Вот встал, вот иду я – покоя лишись!
И в сердце твоем только скорбная боль,
Ее не забудешь, не скажешь: смирись!
То сокол свой быстрый свершает полет
И правит свой путь на вершину холма.
В народе растут голоса клеветы,
Ужели смирить их не хватит ума?
Друзья, коль внимательны будем к себе,
Поднимется ль ложь и неправда сама?

Противоречия

(II, III, 10)

Кричит журавль меж девяти болот,
Но криком тем и ширь полей полна.
И рыба, что скрывалась в бездне вод,
Теперь средь желтых отмелей видна.
Приятный взору пышный сад цветет,
Катальпа в нем посажена, растет,
Но мертвый лист под ней у наших ног.
А из камней высокой той горы
Возможно также сделать оселок!
Кричит журавль меж девяти болот,
Но криком тем и высь небес полна.
И рыба, что на отмели видна,
Скрывается порою в бездне вод.
Приятный взору пышный сад цветет,
Катальпа в нем посажена, растет,
Но там под ней лишь жалкий тут стоит,
И камнями высокой той горы
Возможно также обточить нефрит!

IV

Жалоба воинов, слишком долго задержанных на службе царю

(II, IV, 1)

О ратей отец![173]
Мы – когти и зубы царям!
Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь?
Нет дома, нет крова нам.
О ратей отец!
Мы когти царя на войне!
Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь?
Нет ныне приюта мне.
О ратей отец!
Не счесть тебя умным никак!
Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь –
И сир материнский очаг?

Белый жеребенок

(II, IV, 2)

Светло-светло-белый жеребенок,
В огороде ешь росточки, милый.
Привяжу тебя, тебя стреножу,
Чтобы это утро вечным было,
А тому, о ком здесь речь веду я,
Отдыхать со мною не постыло.
Светло-светло-белый жеребенок,
Ешь бобы, не уходи далече;
Привяжу тебя, тебя стреножу,
Чтобы вечно длился этот вечер!
Значит, тот, о ком здесь речь веду я,
Гость прекрасный, – он доволен встречей.
Светло-светло-белый жеребенок,
Прибегай к нам, убранный богато!
Ты же, князь мой, да пребудешь вечно
В радости и в счастье без утраты!
Да остерегись гулять беспечно,
Не упрямься, не беги куда-то!
Светло-светло-белый жеребенок –
Там теперь он, в той пустой долине,
Он пучком травы доволен ныне…
Ты ж, как яшма, благородно-тонок,
Не скупись, ценя, как злато, слово!
Сердце так не отдаляй сурово!

На чужбине

(II, IV, 3)

Иволга, иволга, ты не садись
Там, где тутовника чаща видна;
Птичка, не клюй моего ты зерна.
Люди на этой чужой стороне
В дружбу не верят – угрюмость одна.
Ах, я уйду, я домой возвращусь –
Близкие там и родная страна!
Иволга, иволга, ты не садись,
Стаи, вы здесь не слетайтесь на тут,
Птички пусть сорго мое не клюют!
Люди на этой чужой стороне
Мне далеки и меня не поймут…
Ах, я уйду, я домой возвращусь.
Старшие братья дадут мне приют.
Иволга, иволга, ты не садись
Вместе со стаей на этот дубок,
Просо клевать не стремись ты на ток.
Люди на этой чужой стороне
Плохи – я с ними ужиться не мог!
Ах, я уйду, я домой возвращусь.
Верно, у дядей найду уголок.

Там, по дикой пустыне

(II, IV, 4)

Там, по дикой пустыне, к вам ехала я,
И айланты тенистые были кругом.
Я к вам ехала – в жены вы брали меня;
Я мечтала – мы с вами теперь заживем.
Вы же, муж мой, лелеять не стали меня –
Я в родную страну возвращаюсь, в мой дом…
Там, по дикой пустыне, к вам ехала я,
Собирала я травы в пути по полям.
Я к вам ехала – в жены вы брали меня;
Чтобы с вами зажить, я отправилась к вам.
Вы же, муж мой, лелеять не стали меня –
Предаюсь о дороге обратной мечтам!
Там, по дикой пустыне, к вам ехала я,