Ширится смута, и сколько бед!
И не услышишь отрадного слова,
В вас же нисколько раскаянья нет!
III
Юнь, господин наш и вождь государства,
Чжоу престола ты твердь и оплот,
Держишь в руке равновесие царства,
Объединяешь страну и народ!
О, прекрати заблужденья народа,
Сыну Небес[176] будь опора и щит!
Нас же в немилости долгой невзгодой
Небо великое не истощит!
IV
Личного вы не даете примера,
К службе закрыт благородному путь,
К вам у народа разрушена вера.
Но государя нельзя обмануть!
Будьте воздержанны, дух свой смирите,
Низким, как щит, не вверяйте закон!
К службам доходным пути преградите
Жадной, ничтожной родне ваших жен!
V
Вышнее небо не право и снова
Всем нам грозит разореньем от смут,
Вышнего неба немилость сурова,
И прегрешения наши растут.
Если усердья исполнен правитель,
Снидет покой на людские сердца;
Если вы помыслы сердца смирите,
Сгинут и злоба, и гнев до конца.
VI
Неба великого гнев над страною!
Смута, предела не зная, растет
И умножается с каждой луною,
Благостей мира лишая народ.
Сердце как будто пьяно от печали…
Кто у нас держит кормило страны?
Править страной вы давно перестали, –
Скорбь и страданья народа страшны!
VII
У четырех скакунов в колеснице
Шеи крутые могучи, но, мнится,
Вижу я царства четыре предела –
Всюду лишь бедность и некуда скрыться!
VIII
Злобой исполнясь, вы вступите в свару –
Вижу я: копья готовы к удару[177].
Что? Уже радость и мир между вами,
Точно вы пили заздравную чару?!
IX
Небо великое в гневе сурово!
Царь наш покоя не ведает снова –
Сердце смирить он не хочет и только
Гневом встречает правдивое слово.
X
Песню слагая, подумал я: надо
Грех ваш теперь обличить без пощады,
Чтоб изменили вы помыслы сердца,
В мире взлелеяли царств мириады!
Пал летом белый иней[178]
(II, IV, 8)
I
Пал летом белый иней вдруг,
И сердце ранил мне испуг;
В народе лживая молва
Растет и ширится вокруг.
Лишь вспомню, как я одинок, –
Сильнее боль сердечных мук,
От скорби тяжкой и тревог
Все тело охватил недуг.
II
Мне дали жизнь отец и мать,
Чтоб я изведал скорби гнет!
Зачем ни прежде я рожден,
Ни после этих злых невзгод?
Хвалу ли рот их пропоет,
Хулу ли рот их изрыгнет –
В них правды нет, и скорбь растет,
Обиды множа в этот год.
III
Свою недолю вспомню я,
И в скорбном сердце боль и стон:
О весь народ наш! Без вины
В рабов он будет превращен[179].
Мы, горькие, отыщем, в ком
И наше счастье, и закон.
Я вижу: ворон вниз летит;
На чью же кровлю сядет он?
IV
Так лес лишь хворост и дрова
Являет взору моему…
Народ в беде, он к небу взор
Поднял – оно сокрылось в тьму.
Когда решит оно смирить –
Кто воспротивится ему?!
Великий неба государь
Питает ненависть к кому?
V
Нам скажут, что гора низка,
Но все мы видим высь хребтов[180].
В народе лживая молва,
Но опровергнуть кто готов?
Значенье снов спешат спросить
У старцев… Их ответ таков:
«Я мудр, но кто же отличит
От самок воронов-самцов?»
VI
Высоко небо, но под ним
Не смею не склонить главы…
Крепка земля, но я хожу
Лишь с осторожностью, увы…
Но есть и правда, и закон
В реченьях сих людской молвы!
О люди нынешних времен,
Зачем на змей похожи вы?!
VII
Смотри, как буйно вдруг пророс
Ростками тот высокий склон!
Колеблет небо жизнь мою,
Но небом я не сокрушен!
Искали правила во мне.
Как будто не был я найден;[181]
Меня схватили как врага,
Но силой я не побежден.
VIII
О, сердца боль! Как будто кто
Тенетами связал его!
Правленье нынешних времен –
Зачем, скажите, таково?
Пылает пламя высоко,
Кто может погасить его?
Столица Чжоу велика,
Погубит Бао Сы его![182]
IX
Я с вечной думой о конце
Смотрю: под проливным дождем
Нагружен кладью полный воз,
Но скрепы брошены на нем…
И кладь в грязи, и мы тогда –